АlshBetta - «Казыклы» значит Колосажатель [СИ]

Влад не спешит давать отмашку. Он делает шаг вперед, представая перед пленником во всей красе — аспидные волосы чуть вьются от дождя, серые глаза горят бесцветным пламенем, жесткая линия рта брезгливо сомкнута. Длинный кафтан с золотом по краям неизменно черного цвета. Как и перчатки. Как и камзол. Но на камзоле — серебряная цепь. Она переливается от скупого рассветного солнца и рябит перед глазами, выделяясь на общем фоне. В этой цепи — его сила, хоть и неведомо это мальчишке.

— За Аллаха, говоришь? — с негромким смешком спрашивает он.

Ярко-зеленые глаза янычара в ужасе распахиваются, а рот страдальчески искажается.

Вид Валахского господина производит впечатление на любого, турок тоже не остается равнодушен, но все же главным изумлением для него является речь господина. Дракула говорит по-турецки! Тот самый Казыклы, из древней легенды. В казармах она передавалась из уст в уста.

— Аллах велик… — с трудом шевельнув губами, шепчет пленник.

— Как и Пророк его, верно?

У мальчишки дрожат губы, зубы стучат друг о друга, а на лбу испарина. Но он, переборов себя, все же кивает. Рефлексы куда сильнее мыслей.

— А знаешь, кто возвышается над ними всеми? — загадочно сверкнув глазами, где в сером тумане затерялся кровавый иблис [3] Иблис, он же — Шайтан. , зовет Влад.

Едва дышащий молодой турок вздрагивает от свиста ветра, возникшего по велению руки князя. Палач понимает знак и забирает кол в правую руку, приближаясь к своей жертве.

Дракула хладнокровно наблюдает за тем, как Димитрий и каратель укладывают сопротивляющегося мальчишку на землю. Палач дает ему оплеуху, струйкой крови отозвавшуюся на щеке, а Димитрий расстегивает крепление лат. Белокожую спину они оба освобождают от кольчуги.

С безобразной печатью смерти на лицах за происходящим наблюдают ожидающие своей очереди янычары. Показательное выступление тем и хорошо, что нагоняет страх. Они не сопротивляются, а значит, экономят и время, и силы Влада. С каждым днем их у князя все меньше.

Димитрий заставляет мальчишку схватить травинки руками и выдернуть их из земли, когда садится на его спину. Палач, в ритуальном жесте хлопнув руками по дереву, толкает кол внутрь. Изменяя прежним традициям колосажания, тонкое острие без труда проходит в нежную плоть, идеально подходящую ей по размеру.

Янычар вгрызается зубами в твердую землю, но молчит. Хрипит, хнычет… но ни слова. Влад начинает его уважать.

Он наклоняется к своему пленнику, ласково погладив длинными пальцами побледневшую кожу, обильно смазанную потом.

— Дело не в тебе, — неслышно заверяет, зная, что тот услышит. А потом встает.

И вместе с ним, с помощью сильного палача, встает и мальчишка. На кол.

Глаза янычара выпучены, на лице агония, губы дрожат и неслышно бормочут какие-то фразы — наверное, на родном языке. Такое пела мама возле колыбели, такое рассказывали сестренки, отдыхая в тени после сенокоса, отец наставлял… наставлял, когда отдавал. И знал ведь, что обратно сын уже не вернется.

— Могущественнее всех Сатана! — громко и во всеуслышание заявляет Влад, дернув янычара за ногу и спустив его ниже. Кол пробивает спутанные клубком кишки, за ними кишечник. Первые струйки крови текут по деревянному столбу, и Димитрий торопливо подносит к ним серебряный кувшин.

От зрелища, открывшегося перед глазами, несколько янычар в строю теряют сознание. Они грузно падают на сырую землю, но поднимать их никому нет нужды. Участь одна для всех. Эти сто человек наполнят свои кувшины. Им не дали выбора.

— И если кто-то из вас на вашем небе встретит своего Аллаха, — рявкает князь, обойдя кол с другой стороны. Смотрит прямо в глаза оставшимся пленникам, ощеривает зубы, демонстрируя два ровных, острых, ядовитых клыка, — передайте ему, что воплощением Дьявола на земле является Дракула! И на заветы вашего божка Дракуле глубоко плевать!