Ника Ракитина - Книга Кораблей. Чародеи [СИ]

— Облепиха, — буркнул эйп Леденваль, плюхнувшись в кресло, в котором до того сидела Хельга. — Этот дурень Сингард так дернул вперед, не разбирая дороги, что мне пришлось ломиться сквозь кусты, дабы вытащить его оттуда. Ну, как бы он свалился в овраг?

— И что, догнал? — насмешливо спросил князь. Отодвинул от стола плетеное креслице с расшитой крестиком подушечкой на сидении и кивком пригласил леди Блэкмунд присесть.

— Да куда там, — насупился Торус, — так припустил, что его, поди, догонишь… Хорошо, добрался сюда в целости и сохранности.

Хельга, обреченно вздохнув, посмотрела на любовника, решая, чего же ей все-таки хочется больше: прибить его на месте или самой отдать за него жизнь? В конце концов, она нашла золотую середину, мысленно пообещав себе при встрече с упомянутой Торусом облепихой корни той пообрывать…

— Как ваша супруга, отец? Надеюсь, все обошлось?

— С ней сейчас Сингард, — князь снова выразительно глянул на дверь спальни и сглотнул, — и мы тоже надеемся. Леди Олл оказала моей жене неоценимую помощь и… Алёр, скажи, а насколько близко ты знаешь Сандру, дочь Цмина?

Эйп Леденваль закашлялся и, округлив глаза, покосился на Хельгу.

— Понимаешь, — быстро произнесла волшебница, — просто я сказала твоему отцу, что девушка, кажется, в тебя влюблена.

— А, ну… — замялся легат, — я ее знаю как хорошего менестреля, мы встречались в Вениссе, у мастера Орландо в Школе изящных искусств, и вообще, — он неопределенно пожал плечами. — Может, и влюблена, она мне об этом не говорила.

— Женщины всегда лучше разбираются в таких вещах, милый, — вкрадчиво произнесла советница и выразительно посмотрела в глаза Торусу. — Нам иногда стоит только взглянуть на то, как дама смотрит на кавалера, чтобы понять, что она к нему неровно дышит.

— Наверное.

Тут в дверь снова постучали, и вошедшая менестрелька воочию и в полной мере подтвердила Хельгины слова. Рыжая уставилась на Торуса, точно громом пораженная, и с несчастным видом захлопала длинными ресницами. Долго хлопать не получилось — Сандру задвинул внутрь широкоплечий рыжеволосый мужчина средних лет в проклепанной кожаной кирасе с накинутым поверх темно-алым плащом, и приятным голосом спросил:

— Одрин, что такое? Разговор посреди ночи — это всегда настораживает.

— Велит, на меня и мою жену напали.

Мадре снова уселся и, сложив длинные пальцы домиком, уперся в них подбородком, все это время пристально глядя на Сандру. На лице же менестрельки, не сводившей взгляда с Торуса, отражалась такая выразительная гамма чувств, что Хельге на мгновение захотелось банально придушить рыжую. Одрин между тем продолжал:

— И все могло бы обойтись, не имей при себе преступник кинжала, обмазанного лютневым лаком.

— Что? — Цмин обеспокоено переводил взгляд с князя на дочь. — Ты хочешь сказать, что подозреваешь Тальку в соучастии?

— Сладость, — прошептала себе под нос менестрелька, и сморгнула, — сладость с привкусом яда…

— Дочь! — завопил рыжеволосый князь так, что огонь в камине испуганно колыхнулся, — ты чего несешь?!

— А? Куда? — отмерла наконец-то Талька. — Я уже все принесла, — она растерянно ткнула пальцем в груду шелка, — правда, развесить не успела.

И она скорбно опустила голову, не преминув перед этим из-под ресниц покоситься на Хельгу, и советница могла бы поклясться, что в зеленых очах менестрельки мелькнуло неприкрытое торжество.

— Сандра, — голос Мадре прозвучал негромко, но в наступившей тишине показалось, что слышно его во всех уголках замка. — Я говорю о другом. Вам что-нибудь известно о том элвилин, который ранил во время свадебного обряда мою жену?

— А… а как он выглядел? — уточнила менестрелька, мило покраснев при упоминании о женитьбе.

— Высокий, светловолосый. С тремя шрамами на подбородке. Да, и он был вежлив, — князь нехорошо ухмыльнулся, — то есть, я хочу сказать, что он представился. Феллран Эверний. Вам что-нибудь говорит это имя?

— Нет, — поспешно сказала Талька и стала пристально разглядывать носки мягких сапожек.

— Отец, — сказал легат и мягко улыбнулся менестрельке, — я не могу поверить, что девушка, столь близкая к искусству, по определению имеющая душу нежную и чувствительную, могла оказаться причастной к такому злодеянию. И я даже не придам значения тому, что она, имея доступ в оружейную, при желании могла запросто взять кинжал оттуда.

— Ах, ты! — задохнулся возмущением Цмин. — Ты на что же это намекаешь, наглая твоя морда, а? Да ведь сам дневал и ночевал в этом арсенале, а теперь смеешь обвинять мою дочь?