Петр Ингвин - Зимопись. Книга вторая. Как я был волком [СИ]

Раскидав несколько глыб, Борзой выудил из выемки спрятанный мешок с крупой. Отсыпав, сколько надо, Духаня занялся приготовлением еды. Борзой с удовольствием растянулся на циновке. Коптюк, бросивший Тому под стенку, теперь подошел ко мне, оставшемуся стоять там, где поставили.

— Давай избавимся от лишнего, красотуля, — гаденько произнес он, снимая с меня оставшиеся доспехи. — Порадуй дяденек, которые ради тебя рискнули всем.

Отстегнутые поножи и наручи полетели на пол, мне развязали руки и заставили снять сапоги. Борзой, лежа в сторонке, демонстративно поигрывал ножом, чтобы я не наделал глупостей. Покопавшись с подмышечным ремнем, Коптюк через голову содрал с меня тяжелый нательный доспех, за ним отправилась рубаха. Рыкцарь уныло скривился.

— Малявка.

Это не остановило его от следующего шага.

— Борзой, не поверишь, — замер он, разделавшись со штанами. — Пацан!

— Как?! А второй?

С Томы тоже грубо сорвали одежду.

— Ладно, хоть одна девка. Выкуп, конечно, резко уменьшается… если не узнать, почему пацана нарядили бабой. Неспроста же?

Три пары глаз вперились в меня:

— Рассказывай.

Почему нет? Малика же приняли? Эти на фанатиков не похожи, за все время — ни единой аллехвалы.

Хотя… у преступников вера в Бога как-то прекрасно уживается с криминальными наклонностями. Убив, ставят свечку или церковь. Молят о фарте. Колют купола.

Все же рискну.

— Не хотел умирать, — объяснил я. — Никто не удосужился проверить.

— Это же черт! — расхохотался Борзой.

— Если я встречу падшего, я убью его, — процитировал Коптюк. — Исполним закон?

Блеснул обнаженный меч. Страшно так блеснул, кровавыми отсветами живого пламени.

— Нашелся мне законопослушник, — успокоил Борзой приятеля. — В башне не знают, что он черт. Даже удочерили. Значит, можно требовать как за дочку. Вяжи его снова, от пацанов всегда неприятности.

Не дав одеться и даже прикрыться, Коптюк связал мне руки в запястьях и опрокинул на пол.

— Лежи, не рыпайся.

Легко подняв, Борзой перебросил Тому через плечо. Одна лапища придавила сверху, вторая подхватила протянутый Духаней факел.

— Не скучайте тут без меня.

Один из боковых ходов скрыл его силуэт, а к моему дернувшемуся телу прислонился меч Коптюка:

— Память короткая? Забыл, что велели?

Духаня следил за вскипающим котлом, Коптюк — за мной, а я — за ходом, куда Борзой унес Тому. Хотелось насадиться на вжатый в горло клинок. Останавливало, что тогда уже точно ничем не помогу — ни сейчас, ни позже, никогда. Умереть было не жалко, жалко было умереть без пользы.

Уже через минуту Борзой появился один, сапог пнул выступавшую булыгу:

— Вся в крови и какой-то слизи.

Глаза Коптюка вспыхнули непонятным огнем.

Борзой брезгливо передернул плечами:

— Снаружи! Противно до черта.

— Больная? — всполошился Духаня. — Заразная?

Занимаясь готовкой, он отложил мешавший меч в сторону, затем, перехватив мой взгляд, отодвинул его ногой дальше за себя.

— Шут ее знает, — отмахнулся Борзой, присаживаясь к костру. — Воздержусь от греха подальше.

— А я посмотрю, что там и как, — сообщил Коптюк, сдавая Борзому вахту надо мной.

— С тебя — секрет отключки! — полетело вслед от Борзого.

— Дорога ложка к обеду. Раньше надо было думать.

Коптюк ушел.

Сделав взгляд максимально трусливым, я чуть ли не с ужасом уставился на меч, который опустил в мою сторону Борзой. Сработало. Плашмя ударив клинком по щеке, Борзой сказал:

— Правильно, малыш. Принимай жизнь такой, какая есть. Дают — бери, бьют — беги…

Он обернулся на пустой проем: там ругнулся Коптюк и вскрикнула Тома.

Толчок ногами — и мое тело полетело в костер. Точнее, в подпорку котла с моей стороны. Одежды на мне не было, пламя больно обожгло, но подпорка, обжегшая еще сильнее, рухнула. Котел завалился на бок.

Фффф! — обратилась вода в пар, а то, что не вода — в дым, а огонь — в вонючую тьму. Костер погас мгновенно. Я прокатился в дымной завесе к мечу Духани и вместе с ним шарахнулся в сторону, когда владелец уже почти дотянулся до рукояти. На все ушла секунда. Кожа вспухала ожогами, но мне было не до того.

— Бей поганца! — заорал Борзой.

— Тварь! — завопил вдали Коптюк.

Даже сюда донесся звук удара. Затаившись за каменным выступом, я резал веревку на руках. Тома рыдала. Духаня истошно тер глаза. Находившемуся ближе всех к издохшему огню, ему и досталось больше всех. Бывший костер шипел, пузырился и исходил едким дымом. Чем выше, тех хуже дышалось и почти совсем не виделось.