Петр Ингвин - Зимопись. Книга вторая. Как я был волком [СИ]

В обычное время ни один человолк, как и мы, новые члены стаи, не обращает внимания на наготу окружающих. Но это не значит, что она никого не волнует в другое время. И если у меня под боком происходит то, что сейчас происходит, невозможно остаться невозмутимым. Организм проснулся. И как влезать в соседскую жизнь в таком виде? Потому не шевелюсь, дышу за порогом слышимости и продолжаю смотреть, как гуляют девичьи пальцы по влажным губам, жесткому подбородку и мягкой шее с отчетливым кадыком. Кавалер приветствует усилия дамы, словно снимая перед ней широкополую шляпу, делая тридцать два подскока и метя огромным пером пол — и Томина противоречивая плоть проседает в ответном реверансе. Органы Смотрика волнуются, пульсируя и надуваясь. Похожи на дышащую жабу: прилив, отлив, прилив, отлив. Нет, больше не могу.

Резко поднявшись, я перешагнул Тому и нагло втиснулся между ними. Они отпрянули, одновременно сжав веки и отвернувшись.

Вот и славненько. Теперь можно поспать.

Ощущение, что закрыл глаза и сразу открыл вновь. Стая шумно просыпалась. Вожак рыкнул неспешную команду на выход. Типа, собирайтесь, выходите, а я еще пару минут подремлю.

Проснувшаяся Тома с удивлением обнаружила меня не с той стороны. Мгновенно вспомнились ночные приключения. Она зарделась, вспыхнувший взор отпрыгнул в сторону. Смотрик встал тихо, как мышка, и побежал наружу, куда постепенно утягивалась вся стая. По дороге он наткнулся на Живчика, только что наказанного Гиббоном, в свою очередь за что-то поставленного на место вожаком. Живчик отыгрался на Смотрике, толкнув его и рыкнув. Дескать, смотри, куда прешь. Хотя Смотрик пер, куда надо.

По пути к выходу рядом со мной оказалась Пиявка, лизнувшая в высоко задранную ягодицу. Я привычно отшатнулся, но что-то внутри вдруг сказало: а это не так уж противно. Оглядывание показало радостный оскал Пиявки, а еще дальше ухмылявшуюся физиономию все видевшей Томы. Покраснев ушами, затылком и даже облизанной попой, я быстро рванул вперед.

Вышедший последним вожак рыкнул и повел стаю направо, что значило — на восток, прямо на слепящее солнце. По скалам, вдоль возносящейся с юга гряды гор. Если вспомнить нарисованную дядей Люсиком карту, где-то впереди находится причал. В начале лета там началось наше путешествие. Вдруг в конце лета круг замкнется?

Как дни-то бегут! Вот лето пролетело, и ага. Как нечто призрачное воспринимался не только невозможно далекий дом, но и школа царевен. Мы постепенно свыкались с новой реальностью. Животной. Даже зверской. Две недели ангелами не шли ни в какое сравнение с тремя месяцами волками.

Благодаря мерзкому питанию и постоянному движению мы стали жилистее и мускулистее. Я погрубел, вытянулся и раздался в плечах. Тома одновременно осунулась в стройной худобе, а кое-где приятно по-женски округлилась. Неуемная, непредсказуемая, лихая, бесстрашная, живая раньше, с каждым днем она становилась все задумчивей и сосредоточенней на себе.

Эх, Тома, Тома. Недавно — наивная непоседливая девочка с богатым воображением, запертая в скорлупе родительского мирка. Красневшая из-за двусмысленной фразы или нескромного жеста. Стеснявшаяся и сторонившаяся всего, что касалось отношений мужчины и женщины. Кто мог подумать, что ее так заинтригуют из ряда вон выходящие игры. Увы. Чужая душа — что звезда над горизонтом жизни, светящая оттуда узким проблеском света и тем похожая на задницу. Каким образом похожая? Элементарно. Главное, понять, что мы — внутри.

Кто хотя бы раз в жизни смотрел или читал произведения в стиле фэнтези, знают про красавцев-эльфов и омерзительных орков. Везде тиражируются эти образы. Но не все помнят, что орки тоже эльфы. В прошлом. Просто однажды окунутые в другие условия существования.

Человолки были людьми. В прошлом.

Мы с Томой тоже были людьми. В прошлом. Настало время орков?

— Что-то знакомое за следующей горой. Мы там не были? — мотнув вперед головой, прошелестела Тома, запыхавшаяся, отчаянно перебиравшаяся с камня на камень чуть ниже меня.

— Там причал и кладбище, — сообщил я. — Оттуда мы в первый день смотрели на эти горы.

На взгляд человолков наш неслышный шепот на ушко выглядел проявлением симпатии. Не то мордой потерлись, не то лизнулись. Следовавшая по пятам Пиявка ревниво гавкнула и, перестав дышать в зад, обиженно спустилась ниже по склону. Я вздохнул с облегчением. Неприятно, когда кто-то смотрит тебе в не самое удобное место. Причем постоянно. Пусть и с симпатией.