Петр Ингвин - Зимопись. Книга вторая. Как я был волком [СИ]

Я приоткрыл один глаз пошире. Покрытая такими же мурашками блестящая кожа Томы оживала от солнечного тепла. Глаза сияли. Намокшие волосы завершали сходство с вышедшей на берег русалкой, чье предназначение в жизни — манить, завораживать и завлекать в бездонные омуты.

— Смотрика пригласи, — едва слышно бросил я. — Глаза сломал в твою сторону и чуть вывих шеи не заработал. Одно слово — Смотрик.

— Хорошая идея, — шаловливо шепнула Тома, перенося через меня ногу и отшагивая в сторону.

— Только учти, — кинул я вслед, — они мыться не любят.

— Знаю, они предпочитают облизываться.

Вспыхнула перед глазами ночная сцена. Я перевернулся на живот и затих.

Тома, конечно, никуда не пошла. Присела рядом.

— Ты из-за него, что ли, такой бука? — Лицо указало на парнишку.

— Просто устал.

Я приподнялся, привалился спиной к тонкому деревцу, пальцы принялись срывать низко растущие ягодки. Тома прислонилась с другой стороны, наши плечи соприкоснулись. Девушка с укором толкнула меня своим плечиком:

— Не представляешь, как здорово кому-то нравиться.

Хмуро глядя вдаль, я сделал неопределенное движение: как бы развел руками, но только обозначив действие, поскольку лень было поднимать руки целиком. Да, не представляю. Или нет, не представляю. Или представляю. Какая разница?

Над нами нависали скалы, пройденные с таким трудом. Вокруг слышалось чавканье, визги и рыканье. Кто-то уже выяснял отношения. Еще кого-то учили субординации.

В странной задумчивости рядом с нами остановился молоденький самец. Не то, чтоб совсем юный — на несколько лет старше нас. Я прозвал его Живчиком, поскольку никогда не видел сидевшим на месте. В пещере он постоянно находил себе занятие. То играл с мелкими, то приставал к взрослым, требуя бороться. Всегда бывал поборот, но обретал неплохую школу. Частенько получал звонкие оплеухи. Иногда сам умудрялся врезать затрещину. Тогда он сразу падал на спину: извиняюсь, вышло случайно, не бейте сильно. Не били. Признал покорность — что еще нужно? То, что растет будущий конкурент, во внимание не принимали. Пока не опасен, и ладно. Здесь жили настоящим.

Живчик вдруг потянулся к Томе.

— Грр! — ощетинился я, прыгая на четвереньки, а лицо скривилось в боевом оскале.

Живчик одурело поглядел на меня. Просто не понял. Как это? На него, набирающего силу самца, огрызается какая-то мелюзга?!

Тома отшатнулась, прячась за дерево. С соседнего дерева очумевшими глазами на происходящее глядел Смотрик.

— Гррр! — Живчик приподнялся надо мной, показывая мускулы.

По всем правилам я должен признать моральное поражение и отползти.

— Гррррр!!! — взревел я, пригибаясь к земле для прыжка.

Живчик оглянулся. Никому не было до нас дела, всем своих забот хватало. Еще раз посмотрев на меня, ждущего боя, он важно развернулся и побрел к воде. Типа, не очень-то хотелось. И вообще, у него дела, а мы отвлекаем.

— Что, здорово кому-то нравиться, ага? — морально укусил я бурно дышавшую Тому.

— Я имела в виду…

Ее голос внезапно изменился.

— Смотри!

Далеко в долине вился дымок.

Люди. Люди ли? Какие люди? Я видел разных. Одни хотели меня убить по закону, другие похитили и могли убить без закона, третьи вообще не совсем люди и убить могут в любую секунду. Кого мы могли встретить в горах?

Вожак рыкнул продвижение дальше, стая поднялась.

— Думаешь, мы идем туда? — тихо спросила Тома.

Я пожал плечами.

Значит, в горах живут люди. Как минимум они знают огонь. Еще дальше за горами тоже кто-то живет. О них говорила Деметрия. Может, плюнуть на все и рвануть туда, в неизвестность? От стаи можно отстать… но недалеко. Вожак успевает следить за всем. На ровной местности легко догонит. Нужно найти место, как у той отвесной скалы, где Тома чуть не убилась.

О чем я? Как же Малик, Шурик, дядя Люсик? Теперь мы отвечаем не только за себя.

А если те, в долине — пожиратели? Людоеды, как говорили, вторя друг другу, Гордей и Варфоломея.

Желание глупо рисковать улетучилось.

Стая спускалась к горному озеру — большому, в новых местах еще не виданному. Возможно, там даже глубоко. Рядом стояло сооружение, рябившее в глазах. Никак не мог понять, отчего такой эффект.

— Что это? — спросил я у Томы.

— Никогда не был на море? Сушильня для рыбы.

Точно. Сотни и тысячи рыб и рыбешек угадывались в непонятном мельтешении. Еще пару часов стая добиралась до сушильни, потом осторожно озиралась, принюхивалась. Затем состоялся набег. Быстрый, решительный, успешный. Людей у сушильни не оказалось. Каждый человолк хватал по паре-тройке больших рыбин и пускался наутек. Мы с Томой тоже.