Анна Удьярова - Остров Укенор

Раньше Лирцу всегда везло. В по-настоящему важных вещах.

— Неужели ничего нельзя сделать? — он снял корону и устроился на помосте рядом с Унимо. Под угрожающий ропот толпы, нарастающий, как гул далёкой лавины, Лирц смотрел только на Мастера Реальнейшего, который отводил взгляд.

Кто-то кинул на помост гнилое яблоко. Первое — укатилось за помост, второе — брызнуло переспелым соком в лицо Лирца. Он заметил, что кто-то карабкается к нему. Первым — верзила с рыбьей шеей. Затем все остальные.

Лирц смотрел только на Мастера Реальнейшего. Даже когда холодные скользкие руки схватили его за рукав и дёрнули, повалили, а кто-то замахнулся для удара. Пришлось зажмуриться — и только тогда он оказался снова в первой комнате с мёртвым Тьером. Уютной маленькой комнате.

— Есть один способ, — сообщил Унимо, аккуратно снимая шляпу шута. — Но он тебе не понравится. Я могу сделать так, что всё, что здесь произошло, станет сном. Конечно, Мастер Сна будет недоволен. Но я могу. Если ты готов будешь поверить в это. Чем плох этот способ? Для тебя реальнейшее навсегда останется сном. Но можно сделать так, что ты об этом не вспомнишь, не придётся жалеть, будешь радоваться тому, какие странные сны тебе снятся…

— Нет! — Лирц стоял, прислонившись к стене — противоположной той, на которой подсыхала настоящая кровь.

— Не хочешь? — понимающе кивнул Унимо.

— Не хочу забывать. Хочу помнить, как это всё превратится в сон.

Мастер Реальнейшего улыбнулся. Всё-таки Тео не зря давал слушателю свои книги.

Горы остались позади и напоминали о себе только редкими горными первоцветами на лесных полянах. Настало время искать дорожки в ранних сумерках, оглядываться и собирать ветки для ночлега: путники добрались до Бесконечного леса. Серые стволы буков подходили всё ближе к тропинкам и тянулись всё выше к облакам. Цветные капли ирисов и белые звёзды сердечника весело выглядывали из прошлогодней листвы. Серебро деревьев тонким узором вилось по глазированной глине неба.

Даже сейчас, когда зелёные шатры лежали ещё сложенные в сундуках последних дигетов весны, все стороны леса перемешивались в лиловых сумерках и золотистой дымке дня, без компаса разобраться было сложно. Разве что влезть на вершину самого высокого бука. Мох на деревьях рос, как ему вздумается: не только с северной, но и с восточной, западной и даже южной сторон. Как будто деревьям наскучило стоять на одном месте и они крутились, переговариваясь с соседями.

В лесу всегда идёшь по краю чужого праздника. Ступаешь тише, боишься потеряться, осторожно останавливаешь задетую ветку, сам останавливаешься, заслышав птичий перестук. В лесу всегда превращаешься в самого младшего брата из сказки — и знаешь, что предстоит пройти через заколдованный лес, что назад дороги нет. Замечаешь детали, слушаешь, слышишь… и в какой-то момент лес отвечает тебе старинной весенней песней — в переложении для невидимого оркестра колокольчиков.

После сна о реальнейшем, который не был сном, Лирц почти перестал разговаривать. Он словно стал старше на несколько лет. На привале, если была не его очередь дежурить у костра, сразу ложился спать. И долго лежал с открытыми глазами. Тьер при любой возможности шептал «ненавижу!» Мастеру Реальнейшего, который и ему сохранил воспоминание о произошедшем в белой комнате. Унимо пожимал плечами и шёл искать ветки для костра. Он не мог позволить себе чувство вины — яд в реальнейшем. Поэтому старался дышать глубоко и внимательно смотреть по сторонам. В пути это никогда не было лишним.

О произошедшем они не говорили. Мёртвый Тьер всегда был с ними, и когда они смотрели друг на друга, то видели его. А о чём говорить с мертвецом? Вынести и похоронить его по обычаю уже не получилось: пропущен срок, пропущен день, и луна уже новая, ничего не помнит…

— Что тебе снилось, Лирц? — спросил Унимо, помешивая утренний чай в котелке.

— Мне снилось, как мы с родителями сидим за столом в нашем доме. И начинается шторм, и старый дом скрипит, и мы с отцом выходим вытащить нашу лодку подальше на берег. И среди выброшенных рыбьих скелетов и похожих на разваренный шпинат водорослей находим в песке настоящую бутылку с письмом. Я прыгаю от радости, с трудом выкручиваю пробку, достаю сложенный вчетверо лист бумаги и читаю…

Лирц взял протянутую Унимо чашку с чаем и замолчал.

— И что там было написано? — напомнил Тьер, грея руки у костра после умывания в ледяном ручье.