Анна Удьярова - Остров Укенор

Писатель. Я не работал в морге.

Издатель закатывает глаза. Проливает кофе, ругается. Молчит.

Издатель. Ну хоть понял?

Писатель. Кажется, да. До свидания.

Писатель встаёт с задумчивым видом и уходит.

Большая картинка: «Лето, двор в „отдалённом центре“, старый дом, на балконе которого старушка, большой кот и голуби. По двору идёт задумчивый молодой человек в шляпе».

«Пожалуйста, пожалуйста, мне плохо. Подойдите».

Он слышит не сразу: наушники. Но почему-то поднимает голову. Видит её. Предлагает вызвать врача. «Нет-нет, не надо врача, я сейчас спущусь», — быстро говорит старушка и, действительно, довольно быстро спускается. Стоит, держась обеими руками за железную дверь.

Он снова предлагает врача, но она говорит, что нет, что станет лучше, что ей нужно просто поговорить с человеком , просит зайти в гости.

Немного опасаясь, он поднимается в её квартиру.

Большая картинка: «Комната в „советском стиле“. С портретами на стенах, сервизом в шкафу и огромным, как Байкал, котом».

Бабушка говорит и плачет.

Я одна. Я всё время одна.

Как мне одиноко.

Как одиноко.

Как одиноко.

Хочу умереть.

Не надо.

На балконе бьют крыльями голуби: делят крупу.

Крупу приносит соцработница, и сердится, что крупа так быстро кончается.

Раньше я ещё выходила.

Но в какой-то момент перестала.

Не знаю, почему. Не могу.

Боюсь заблудиться.

Боюсь людей.

Голуби бьют крыльями. Кот лениво грызёт корм.

Как одиноко.

Старики никому не нужны.

Раньше на лестнице все здоровались.

Теперь — нет.

Я пробовала спускаться вниз по лестнице.

Стою, они проходят мимо меня.

Смотрят удивлённо: откуда такое чучело?

Такое чучело.

Чучело.

Знаете, как одиноко?

Может, кто бы жил со мной.

Просто рядом.

А так вот — как нищая.

Заманиваю кого-то с улицы.

Никто не идёт, смеются.

Как стыдно мне тогда становится.

А я была актрисой.

Работала в театре.

(Замечает статуэтки балерин из пожелтевшего фарфора в шкафу и на столе.)

Большая картинка: «Спектакль „Лебединое озеро“, фотография».

Теперь ничего не помню.

Я одна. Всё время одна.

( Плачет. )

Хочу умереть.

Не надо.

Хочу умереть.

Не надо.

Посиди ещё.

Хорошо.

Я никуда не тороплюсь.

(Я буду сидеть с вами, сколько нужно, даже если наступит конец света, скорей бы уж какой-нибудь симпатичный астероид врезался в нашу неповоротливую планету.)

Флейтист

Форин

Флейтист. Как легко ты попался! Просто невероятно. А старушка ничего не помнит. Как только перестанет тебя видеть, снова останется в своём одиноком аду. Все усилия напрасны. Кого-то напоминает, да?

Форин ( задумчиво ). Да. Тебя.

Флейтист возмущённо отворачивается.

Большая картинка: «Чёрный квадрат в большом разрешении».

(набрано на компьютере без пробелов)

Этоникогданезакончится, ивовсенепотому, чтоясошёлсума, вовсенет, инепотому, чтосломалсяпробел, нет, номестаоченьмало, слишкоммаломеста, нужноуместитьвсёнаодинлист, иядумал, чтооставить, запятыеилипробелы, запятыеилипробелы, иоставилзапятые. Говорят, чтоеслидолгодолгодолгонабиратьвсеподрядзнаки, томожнослучайнонаписатьроман. Например, романобостровеслучайныхклавишУкеноре, гдевремяидётвобратномнаправлениииможноегоостанавливать, какплёнку, всматриваться, выбирать, любоватьсядеталями. Вотдочегоядошёл. Ктотооткрылдверьснаружи, яслышал, каклязгнулключ, какскрипнуладверь. Ктотозашёлисидитнамоейтахте (и, мнекажется, вмоёмсвитере, ноянемогузаставитьсебяобернутьсяипосмотреть).Еслионпрочтётэто, топоймёт, чтонужноделать. Но, можетбыть, унегонетрук, чтобыпользоватьсяклавиатуройилимышкой. Кажется, онвключаетвидеокассеты…

Звук видеокассеты в магнитофоне.

Астиан ходил кругами в гостиной. Потом поднялся на несколько ступенек по деревянной лестнице и остановился. Спустился, поднялся снова. Решительно зашагал наверх. Остановился возле закрытой двери. Затем постучал.

— Унимо, открой, пожалуйста!

Прислушался. Вздохнул. Стал ходить вдоль двери, заведя руки за спину.

— Унимо, ну послушай, я не хотел тебя обидеть.

Прислушался. За дверью было тихо.

Титры: «Вот ведь упрямый мальчишка! И ничего ведь такого не сказал ему».

— Нимо, я ужасно устал, ты должен ведь понимать, что…

Астиан остановился у двери, приложил ухо и прислушался.

— Ладно, прости меня, я был неправ. Прости, слышишь?