Max Austen - Спаси мою душу

«Мятеж ему важнее, чем семья. С каких пор?» — с обидой подумала Хмылка. Тут же пришел ответ: с тех пор как появилась Лилия Зимина.

Налобный фонарик вместе с кепкой валялся в траве. Там же — бутылочка с родниковой водой. Это все, что Хмылка взяла в путь, в отличие от подруги — та была уверена в ненужности материальных вещей.

Для удобства они расположились вдалеке друг от друга. Обе прислонились к дереву, согнув под собой ноги, и закрыли глаза. Хмылка делала так, как велено: сначала шумно вдыхала воздух и концентрировалась на вибрациях у носа, затем, когда тело расслабилось, вслушивалась во внешний мир.

Теплый воздух заполнял ее легкие, пока она улавливала пение птиц. Сквозь тоненький свист послышалась «пулеметная очередь». После «птицы-пулемета» по ушам резанула «птица хихикающая», за ней — «птица улюлюкающая». Когда заголосила птица, словно стреляющая из игрушечного пистолета, Хмылка осознала, что медитирует. Перестрелка, улюлюканье и хихиканье отошли на второй план.

На первый план вышла визуальная часть медитации: Хмылка стояла в прохладном водоеме и смотрела в непрозрачную темную воду. «Окунись», — шептала вода. Она послушалась и нырнула.

Мысли перенесли ее в прошлое. Светлая комната, освещаемая солнцем из окна, семилетняя Хмылка, разбитый вдребезги старый магнитофон и молодая пара, с грустью смотревшая то на девочку, то на поломанный предмет.

— Катюш, мы же с тобой обсуждали, — мачеха присела рядом с ней. — Мы не можем позволить твоим друзьям жить у нас.

Хмылка вспомнила, что в тот день четко поняла: раз ее обидели, она имеет право отомстить. Тогда впервые проявилась ее способность к психокинезу.

Помещение завертелось. Через несколько секунд Хмылка очутилась в незнакомом доме с синеволосой девочкой — Лейсаной. Девочка бегала из комнаты в комнату от предмета к предмету.

— Хозяйка этой шкатулки — тетя Клавдия, расческа тоже ее… Кажется, тетя Клавдия болеет! — озадаченная Лейсана всматривалась в расческу и никак не могла додуматься, с чего она решила, что тетушка болеет.

Все снова завертелось, смазалось. Теперь Хмылка сидела за обеденным столом напротив незнакомой плачущей девчонки. Сзади громко хлопнула дверь холодильника — пьяный мужчина достал бутылку водки и, сделав два глотка, блаженно застонал. После повернулся и крикнул:

— Ты — жалкое, отвратительное ничтожество! Всю жизнь тебя будут ждать несчастья!

Девчонка разревелась громче.

Хмылка догадалась, что перед ней Лилия, и перенеслась в новое место — школьный класс. За последней партой подложила под голову руки Варвара.

— Не спим! — по парте стукнула указка учительницы.

— Я не сплю, — растягивая звуки, ответила Варвара и приподняла голову. — Я не засну… Верю, что не засну.

Варвара и школьный класс исчезли. Хмылка снова мочила ноги в водоеме, но не чувствовала дна. Вода посветлела, превратилась в прозрачную. Всмотревшись в глубину, Хмылка увидела маленького Олеся. Он пытался всплыть, захлебывался, дергал руками, но что-то удерживало его. Хмылка нырнула под воду. Незримая сила ее вытолкнула. Олесь сдался и пошел вниз.

— Не сдавайся! — Хмылка, осознавая, что не больше, чем медитирует, протянула ему руку.

В мальчике проявились силы, и он с грацией выплыл к летнему солнцу.

Когда Олесь исчез, Хмылка осталась смотреть на солнце. Ее не ослепляло; может солнце неправильное, может неправильная она. Свет манил ее, завораживал. Наконец ей выжгло слезы, и Хмылка засмеялась.

Она все поняла.

Она не та, кем привыкла быть. Не гневная царица, с равнодушием убивающая Сериаловых, Лисицыных и прочих неугодных свету существ. Нет. Она — дитя света, добрая и спокойная. Хмылки не существует. Только Катя Манчкина, верившая в свой плохой образ.

Катя протянула к солнцу руки. Все залило белым светом, а через мгновение она очнулась в лесу. Птицы не перестреливались, не хохотали; беззвучный мир разрывался шуршанием травы и шумом листьев. В лесу поселилась незаметная ночь.

В городе Катя предпочитала добираться до дома с фонариком на лбу, даже когда путь освещали фонари. Теплый свитер пришелся кстати — дул пронизывающий ветер.

— Получается, способности появились из-за веры в них? — размышляла Лейсана. — Следует ли из этого, что обычные люди обделены верой, как любовью?

— Скорее так, — улыбнулась Катя. Впервые за долгое время она чувствовала себя лучше всех.

У людей нет истинной веры, как и любви. Они заменяют эти явления суррогатами, в чем не признаются. Магам повезло: каждый имеет свой маленький осколочек всеобщей веры, любви и, возможно, чего-то еще, чего нет у людей.