Max Austen - Спаси мою душу

— Почему Матвей не воспринимает мои слова всерьез? — измученный агрессией людей Олесь говорил тихо, и, чтобы его услышать сквозь посторонний шум, приходилось вслушиваться. — Почему он меня недооценивает?

— У него другое воззрение на мир, — ответила Лейсана.

— Он просто беспросветно несчастный пессимист, — буркнул Олесь и втянул носом воздух. — Это что, пепперони?

Олесь мог угадать пиццу по запаху.

— Если Матвей хочет умереть молодым, как и я, то спешит позаботиться о твоем будущем, заставить воспринимать мир критически, — поделилась мыслями Хмылка. — Он не эгоист и думает о других со своей позиции. Я же эгоистка: попользуюсь вашей дружбой, а потом помру. Все просто, не так ли?

К обеду друзья вернулись в квартиру на втором этаже. Варвара поджидала их с выражением на лице «я же говорила». Две пиццы требовали скорой расправы, а напитки прохлады в холодильнике, поэтому Лейсана не желала выслушивать речи Варвары и быстро перемещалась из зала в кухню, из кухни в зал.

— Послушайте! — Варвара захлопнула дверь холодильника перед Лейсаной. — Есть важная информация!

— И какая же? — усмехнулась Хмылка.

Поднять настроение себе и Олесю было непросто, хотя и получилось, Варвара же, по-видимому, собралась опустить его обратно.

— Я выведала интересную статистику: оказывается, за последние шесть месяцев в Танайском лесу, недалеко от Елабуги, сорока двух лагерников схватили охотники.

— И? — Лейсана оттолкнула сожительницу от дверцы.

— Каждый месяц в двадцатых числах от шести до восьми магов оказывались в одном и том же месте, где их поджидали враги. Неужели долго доходит?

— Совпадение? — улыбнулась Лейсана, но для себя сделала заметку: проверить, факт это или вымысел, а если факт, то выяснить роль Лилии.

— Закономерность! Мне пришлось несколько дней промучиться, собирая информацию о жильцах, но того стоило: теперь мы знаем, что надо валить отсюда.

— Валить? Боишься, что Лилия сошлет тебя в Танайский лес?

— Есть примета такая: если голова рыбы начала гнить, о внутренностях ее уже незачем беспокоиться.

Лейсана с равнодушием вздохнула и, взяв две газировки, ушла в зал. Варвара могла быть права: Лилия сотрудничает с охотниками, если им не подчиняется. Но к вождю и лагерникам Лейсана успела привыкнуть, полюбить их. Она нашла свой уютный, теплый дом, где нет места плохому, где цветет любовь. Открытия Варвары нарушили идиллию, не лишив при этом веру в добрые намерения вождя. Только что теперь? Слепо жить дальше или все выяснить, приготовив вещи на случай побега?

Идеальным решением Лейсана посчитала отдаться воле случая.

По мнению Лейсаны, лучший путь к самопознанию — медитация, долгое слияние сознания с природой. Она помогла ей обрести второй чанк, поможет и разобраться с его утратой. «Нет ничего лучше, чем отдых от бренного мира в состоянии общего единения и связи с существами из других миров. В медитации не только ищешь ответы на волнующие вопросы, но еще и путешествуешь по мирам, планетам, если это возможно, общаешься и занимаешься общими делами с существами из других измерений», — шептала Лейсана, находившаяся мыслями уже одной ногой там — в других мирах.

Для уединения выбран был Танайский лес. В нем легче найти безлюдное место, а если слиться с природой, вовсе ни один человек не потревожит. Лес укроет ведьм от нежеланных гостей.

— Змея проползет рядом или паук на голову упадет — не бойся, мать-природа нас убережет, — сказала Хмылке Лейсана, захлопнув входную дверь.

Вдвоем они твердо решили, что сегодня отыщут ответы. Лейсане надобно узнать, почему пропал дар, а Хмылке — понять, как контролировать гнев.

Внизу, у подъезда, о чем-то беседовали Матвей и Альфред. Матвей, по обыкновению, скрестил руки и скептически улыбался. Вероятно, Альфред в очередной раз делился подслушанной где-то историей.

— Сейчас же поднимись к нам и попроси прощения у Олеся, — велела другу Хмылка. — Будь он трижды не прав, обижать его я никому не позволю.

— Самое время: пока есть пицца, Олесь добр, — добавила Лейсана.

Хмылка накинула на плечи теплый свитер и повязала рукава на шее. Медитировать собрались они до глубокой ночи, как настоящие монахи, — около семисот двадцати минут. Нелады в семье, надеялась Хмылка, не скажутся на ее настрое. В последние дни Матвей беспокоил их с Олесем все больше: он упорствовал в подготовке к революции, к тому туманному дню, которому, может статься, не бывать. Он напрочь забыл об отдыхе, о еде и сне: в четыре утра уже на ногах, поздним вечером — наконец дома, уставший, но счастливый.