Моника Пиц - Ночь лазурных сов [litres]

Его прикосновение было для Бобби как удар молнии.

– Я не знаю, чем ты занимался в своей жизни до этих пор, – продолжал он, – но ты никогда не работал. Ни у кого нет таких нежных рук.

Бобби вздрогнула и убрала руку.

Она боялась, что Якоб в любую минуту сможет догадаться, что она на самом деле девушка. Было жизненно необходимо, чтобы она осталась в квартире. Только из-за мадам Зазу. Была ли она одним из тех отступников, о которых рассказывала Лина? Она должна попытаться это выяснить.

– Девушка что-то прошептала тебе на ухо, я это точно видел.

– Ерунда. Я ее почти не знаю.

Якоб, по-видимому, считал это хорошей новостью.

– Тогда я могу поухаживать за ней, – с широкой улыбкой сказал он.

В его взгляде было что-то отрешенное. Он смотрел сквозь Бобби, как будто она одним махом стала невидимой.

– Ты видел, как она бросила мяч? Я всегда хотел себе девушку, которая немного похожа на парня.

Его слова поразили Бобби в самое сердце. У нее была настоящая одиссея, она пропутешествовала через десятилетия, вычеркнула свое старое «я» и обнаружила, что гораздо смелее, чем все думали. А потом появилась Лина, и внезапно все стало по-старому. Сколько раз Бобби хотелось быть немного более спортивной, более популярной, иметь больше друзей. Особенно настоящих друзей. Крутых друзей, таких как Йонас. Даже Якоб, который так похож на Йонаса и в то же время совсем другой, заразился «вирусом Лины». Мир вращался вокруг Лины, а Бобби доставалась неблагодарная второстепенная роль. Волна неприятных чувств захлестнула ее. Она когда-то читала в журнале о подземных пожарах. Под землей раскалялся уголь, и ни один человек не мог потушить пожар. Точно таким же было это ощущение. Что-то пылало внутри ее и постепенно съедало ее, и если она ничего не предпримет, то в какой-то момент исчезнет. Как она могла быть хорошим человеком, если иногда ей хотелось, чтобы ее лучшая подруга отправилась на Луну? Могла ли она вообще называть себя подругой, если в ней кипела ревность? Чего стоила их дружба, если она испытывала такие негативные чувства? Ей надоело, что ее всегда игнорируют, как только появляется Лина. Если бы она была дома, то целый день гуглила бы тему ревности. Что делали люди сто лет назад, если хотели что-то узнать?

– Ты научишь меня? – спросил Якоб. – Что мне нужно сделать, чтобы познакомиться с такой девушкой? И, может быть, даже пригласить в кондитерскую?

Бобби не знала, что на это ответить. Ее маскировка влекла за собой серьезные побочные эффекты. Но Якоб не уступал.

– Ты возьмешь меня с собой, когда снова встретишься с ней? – спросил он.

Бобби вздохнула. Как ей из этого выбраться?

Запах едкого мыла, затхлого белья и дыма щипал глаза Лины. Она работала вместе с другими девушками в подвале, где располагались прачечные. Одни помешивали толстыми деревянными ложками в больших бельевых чанах, другие вычищали щетками специально испачканную одежду на деревянном столе, а третьи штопали поврежденные места на постельных принадлежностях. Учебный предмет назывался «Прачечные услуги», и Лина занималась глажкой. Полная ерунда! Как ей только пришла в голову идея насчет школы домохозяек? Пока Бобби свободно передвигалась по городу, переодетая мальчишкой, Лина сидела в институте. Госпожа Полле и ее коллеги взяли за правило не выпускать девушек из виду ни на секунду и непрерывно загружать их работой. Всякий раз, когда она хотела убежать, чтобы заняться своей настоящей миссией, ее учитель тут же оказывался рядом, чтобы громко отчитать ее перед всеми остальными. Как ей убежать от орлиных глаз и строгого контроля госпожи Полле и без помех отправиться на поиски Данте?

Ни одна из девушек не хотела иметь с ней ничего общего, словно у Лины была смертельная и заразная болезнь. Ада и Хедвиг, которые не только выглядели как близнецы, но и вели себя так же, неловко отодвинулись, как только она приблизилась к ним.

Работа в наполненной паром душной комнате не прекращалась.

В женский институт клиенты могли приносить рубашки для стирки и глажки. Госпожа Полле, по обыкновению, брала по десять пфеннигов за каждую рубашку, вычищенные манжеты и воротник стоили шесть пфеннигов. Ученицы не получали ничего. Лина испытала настоящее потрясение от количества белья, с которым девочки должны были справляться как само собой разумеющееся и без оплаты. Больше всего ей хотелось основательно высказать свое мнение госпоже Полле. Директриса пыталась выдать рабский труд за служение.