Якоб топил печь дровами, собранными по дороге, и стопкой старых фотографий: его скромный вклад в утреннее тепло.
– Я не могу взять это все с собой в Америку, – с сожалением сказал он.
– Можно мне? – спросила Бобби, протягивая руку за стопкой.
Впечатленная, она листала его фотографии уличных сцен, происшествий, собраний, рынков и повседневного быта в убогих кварталах при порту. Якоб, видимо, годами вкладывал в фотоматериалы каждую копейку, которую зарабатывал. На его снимках люди выглядели по-настоящему живыми, словно случайно встретились на улице. Они вели себя так, словно даже не замечали присутствия фотографирующего Якоба. В то время как Бобби постоянно боролась за то, чтобы ее заметили, Якоб освоил искусство быть практически невидимым, несмотря на штатив и огромный чехол для фотоаппарата.
– Ты должен их сохранить, – впечатленно сказала она, – они великолепны.
– Кто же, по-твоему, будет интересоваться жизнью на улице, – сказал Якоб, отворачиваясь. – Люди покупают только фотографии, на которых они красиво выглядят.
– Тем более важно, что ты рассказываешь истории других. Истории тех, кто не красив, не могуществен и не богат, – сказала Бобби. – Ты делаешь этих людей бессмертными.
Якоб понятия не имел, насколько ценными когда-то будут его фотографии для потомков.
– Без фотографий мы бы даже не узнали, как жили здесь бедные люди.
Мы! Она прикусила язык. Еще одна словесная ошибка.
– Без тебя никто не вспомнит об этих людях, – быстро произнесла она, замяв свою оговорку. – Потом такие произведения будут висеть в музее.
– Произведения? – весело повторил Якоб. – Это фотографии, а не произведения искусства.
– И что? Нет никого, кто бы так живо изображал людей.
Если ее неожиданный экскурс в прошлое должен был иметь более глубокий смысл, то, возможно, она сумела открыть Якобу глаза на то, что эти бесполезные, по его мнению, упражнения для пальцев являются чем-то особенным.
– Никто больше не рассказывает историй о повседневной жизни.
Якоб скептически пролистал свои фотографии, словно видел их впервые.
– Ты всегда говоришь такие странные вещи, – сказал он, заинтересованно глядя на нее. И это тоже было странно: Йонас, Якоб, те же глаза, тот же взгляд, та же неуверенность.
– Ты когда-нибудь попытаешь удачи в газете? – уклонилась она от смущения. – В новостях?
Якоб засмеялся.
– У «Утра» даже нет машины, которая печатает фотографии. Наша ежедневная газета не публикует никаких фотографий.
– Может быть, не сегодня, – сказала Бобби. – Но наверняка уже завтра и определенно послезавтра. Фотографии – это будущее.
– И откуда ты все это знаешь? – спросил он.
Бобби могла бы многое рассказать ему об этом, но предпочла воздержаться от пространных объяснений. Якоб в любом случае не поверил бы ни единому слову. Она сама едва могла это понять.
– Восемь тридцать, – сказал грубый голос у нее за спиной. – Ваше время на кухне давно истекло.
Бобби повернулась и посмотрела в лицо мадам Зазу. Рыжие волосы над алебастрово-белым лицом, настороженные зеленые глаза: без макияжа и при дневном свете она выглядела гораздо моложе, чем вчера. Похоже, когда-то она была красавицей.
– Мне надо идти зарабатывать деньги, – сказал Якоб и щелкнул фотоаппаратом. Фотографии он действительно взял с собой.
Бобби осталась. Она не могла оторвать взгляда от мадам Зазу, которая, кашляя, поставила на печь тяжелый кувшин с водой. Свободный, подпоясанный восточный халат открывал красочные рисунки на ее теле. Мадам Зазу слишком отчетливо ощущала на себе заинтригованный взгляд Бобби.
– Это своего рода дневник, – сказала она. – Другие люди заводят альбомы с рисунками, а я храню лучшие татуировки, которые выгравировала сама, на собственной коже. Интересно?
– Восьмиугольная звезда, к примеру, – сказала Бобби, пытаясь казаться настолько беспечной, насколько это возможно. – Означает ли она что-то конкретное?
Лицо мадам Зазу внезапно потемнело. Она даже забыла покашлять. Бобби сразу поняла, что сказала что-то не то. Мадам Зазу набросилась на Бобби, как фурия. Ее глаза испускали злые вспышки молнии.
– Ты с ними заодно, да? – спросила она. – Ты здесь, чтобы расспросить меня о Кинге?
Бобби испуганно вздрогнула от резкой реакции своей хозяйки.
– Думаешь, ты первая девушка, которая появляется здесь как ни в чем не бывало и пытается что-то узнать о махинациях Кинга? – продолжала она.
Бобби вздрогнула. Девушка? Она правильно расслышала?
Читать дальше