Анна Никода - Хозяйка судьбы [СИ]

— Верь мне, — Инира тронула его за руку, успокаивая. — Я справлюсь, — и, уже обращаясь к Виктору, тоном гораздо более прохладным: — Приступайте, лорд Приаш. Живее.

Злобно выругавшись, он начал чертить пентаграмму, взяв уголек у нее из рук. Инира смотрела молча, а он понял, что она понятия не имеет, что делать дальше и в который раз поразился этому сочетанию невежества и уверенности, появившимся в ней.

Шагнув в центр, Виктор протянул руку:

— Идите ко мне, Инире. Ритуал с Оноре будет немного отличаться от того, что мы собираемся провести сейчас. У вас есть нож?

Она вынула из-за пояса небольшой костяной кинжал. Виктор с неудовольствием проверил его на руке, но обнаружил, что тот достаточно острый и, удовлетворившись, взял Инире за руки, придвигая к себе вплотную:

— Вы должны стоять в центре, как и я. Не выходить за рамки круга, ясно?

Она кивнула, смотря ему в грудь. Заплетенные в мелкие косички волосы были почти рыжими, выцветшими от горного солнца. В них явно с большой любовью были вплетены цветные шнурки, перья и каменные бусины. Виктор вздохнул — он забыл или никогда не замечал насколько она ниже его. Неожиданно вспомнилась похожая ситуация, когда он убил ее, чтобы добраться до Оноре. Когда он целовал ее.

— Посмотрите на меня, Инире.

Руки у него дрогнули, когда он приподнял ее за подбородок. Великие души, что он делает? Что творит? Эта девушка не принадлежит ему, она никогда его не будет и даже прикасаться к ней — святотатство…

Их губы соприкоснулись, мгновенно узнав друг друга. Его это ошеломило — чувство, будто он встретил что-то давно забытое, утраченное… Бесценное. Инира ощутимо вздрогнула в его руках, подавшись вперед, прижимаясь к нему, словно к последнему спасению. Он чувствовал ее одиночество, ее страх, смывая их, зарождая внутри нее нечто большее, чем они двое.

— Дайте мне руку, — он прервал поцелуй, понимая, что еще секунда и никакие силы в этом мире не заставят его провести ритуал. Инира смотрела на него широко распахнутыми глазами, в которых плескалась затухающая страсть, уступая место реальности, в которой он полоснул ножом себе по ладони и тут же, сжав ее руку, по ее. Она не успела даже вскрикнуть — он сомкнул их ладони, смешал кровь и, прижав к себе другой рукой, хрипло каркнул в начавший клубиться над ними воздух:

— Fortis infirma! Copiae dextra! Magicae ius!

По мере того, как он выкрикивал формулу заклинания, Инира все больше наваливалась на него, слабея, а ему, наоборот, становилось все лучше — исчезла усталость, истощенность, Виктор чувствовал, как его магический резерв с поразительной скоростью наполняется до краев и поразился — сколько же силы в ней должно быть? На протяжении всей его жизни его магический резерв никогда не был до конца заполнен, ибо смерть ненасытна, она всю жизнь пила его силы в обмен на службу, но теперь… Теперь он чувствовал, что заполнен до краев. И эти ощущения не были похожи ни на что, испытанное им ранее.

В ясном и как никогда остром разуме мелькнула догадка, но тут же исчезла, потому что Инира в его руках начала оседать на землю.

— Absit! — поспешно выкрикнул Виктор и разомкнул их окровавленные ладони, перехватывая Иниру. Та обвисла на его руках, как безвольная кукла — бледная, с посиневшими губами. Только едва заметно вздымающаяся и опускающаяся грудная клетка говорил, что она еще жива.

— Что ты сделал? — Биринши подскочил к ним, готовый убить его в ту же секунду и только желание в первую очередь помочь своей Хозяйке останавливало его.

Не отвечая, Виктор опустил Иниру на землю, подальше от пентаграммы, и приложил ухо к ее груди.

— Она спит.

Инира проспала до самого вечера, а проснулась разбитой и истощенной. Синяки под глазами, бледная до синевы — Виктор с чувством вины замечал эти признаки. Но не мог не признать, что это меньшее из последствий, которые он ожидал. И очевидно, она знала, как восстановиться: едва очнувшись, Инира выскочила из каюла, Биринши как верный пес последовал за ней, Виктор следом, наткнувшись на этих двоих почти тут же — сняв мягкие кожаные сапожки, Инира зарывалась в пальцами ног в снег. На лице застыло выражение блаженного удовольствия.

— Она замерзнет, — не слишком уверенно сказал Виктор, но Биринши только с усмешкой покачал головой. И действительно — к Инире на глазах возвращались краски, окрашивая румянцем нежную кожу. Она явно не испытывала ни малейшего дискомфорта от ледяного ветра, который словно не касался ее вновь заблестевших волос.