Андрей Кокоулин - Мастер осенних листьев

Несколько мгновений — и мостовая оказалась пуста. Лежали в пшене потерянные и затоптанные шапки.

Эльга спрыгнула с бочки.

— Мастер Мару, нам надо идти на площадь!

— Зачем? — спросила Унисса.

— Там — Рыцек!

— Ты хочешь найти его там?

Унисса медленным, раздумчивым движением нанесла последний штрих и посмотрела на ученицу поверх букета.

— Да! — выпалила Эльга, которой только нерешительность мастера мешала умчаться за всей толпой.

— Ох, — вздохнула Унисса, — влюбленные ученицы почему-то удивительно глупы.

Эльга вспыхнула.

— Я вовсе… Мы просто оба из Подонья!

— Видел он тебя где? — улыбнулась мастер.

— Здесь, на бочке.

— Значит, если в твоем Рыцеке имеется чуточку больше ума, чем у тебя, искать тебя он будет здесь. Как думаешь?

— Да, мастер Мару, — краснея, признала Эльга.

— Тогда ждем?

— Да.

С площади доносилось барабанное бум-ба-ба. На мостовую налетели пичужки и, опасливо поглядывая на людей, принялись шумно клевать пшено. Три ворона вышагивали в отдалении. Им, впрочем, тоже на прокорм хватало.

— Посмотри-ка, — сказала Унисса и повернула букет к ученице.

На доске в сплетении листьев ольхи и дуба, смотря под ноги, брели усталые герои, и только один смотрел вдаль. Еще один поднял руку. В груди героев рдела рябина. Раны? Или сердца? Эльга внезапно осознала, что победа этим людям досталась очень нелегко, что они потеряли многих друзей, и праздник в Гуммине — для них вовсе не праздник.

Но как?

— Мастер Мару, — сказала Эльга, — вы же не видели, как они шли.

— Смотреть ведь можно не только глазами, — сказала Унисса. — Необходимо лишь правильно настроиться, чтобы увидеть.

— Как с животными?

— Почти.

Пичужки, осмелев, все ближе подбирались к людям.

— Ну-ка, — вытянула шею Унисса, — это не твой Рыцек там идет?

— Где?

Эльга повернула голову.

У загиба к площади возникла долговязая фигура и медленно, чуть прихрамывая, пошла к ним, касаясь стен ладонью.

— Он!

Унисса спрятала букет в широкую сумку.

— Тогда беги, — сказала она.

— Подержите? — Эльга стянула сак через голову.

— Подержу.

Сначала Эльга шла, но через десяток шагов не выдержала и побежала неторопливому силуэту.

За те восемь, почти девять месяцев, что они не виделись, Рыцек вытянулся и раздался в плечах. От белобрысого егозы, которого знала Эльга, казалось, остался лишь клок торчащих из-под шапки выгоревших волос да светлые глаза. Губы обветрились, кожу на огрубевшем лице украсили царапины и свежий, едва заживший шрам, змеящийся от уха по челюсти к подбородку.

— Рыцек.

Добежав, Эльга остановилась напротив, не совсем понимая, можно ли бросаться когда-то жившему за соседским забором мальчишке на шею.

— Эльга!

Рыцек улыбнулся и распахнул руки для объятий.

Момент радости был всепоглощающий, оглушающий и сладкий. Не хотелось ничего, хотелось лишь чувствовать Рыцека, виснуть на нем, ощущать, какой он сильный, родной, близкий. Это было какое-то совершенно запредельное счастье. Колючая куртка, кисло пахнущий мех, глаза, руки.

— Рыцек!

Ничего больше.

Ну, может, чуть-чуть еще хотелось отстраниться и набить это счастье в букет. Хрупкое, как прозрачные лепестки подснежника. Полное ивового ожидания. Жгучее, как крапивный лист. Переменно-ольховое. Острое как речной осот.

Но нет, нет, лучше просто стоять, уткнувшись в грубую шерсть куртки.

— Рыцек.

Рыцек был, наверное, голоднее самой Матушки-Утробы.

— Ты что, с зимы не ел что ли? — спросила его Эльга, наблюдая, как в Рыцековом горле несмотря на худобу один за другим исчезают огроменные куски пирога и толстые, жирные ломти разогретого в печи мяса.

Рыцек, не имея возможности ответить, урчал.

У него были кривые, обломанные ногти на пальцах и потрескавшаяся, местами съежившаяся, будто от огня, кожа на тыльной стороне ладоней.

Куртка и нательная рубаха его оказались настолько истрепанными и грязными, что Унисса без разговоров вынесла их в яму на заднем дворе, чтобы сжечь потом вместе с неудачными, выцветшими букетами. Штаны мастер пожалела, но, кажется, только из-за того, что замены им не было. Из запасов мастера Криспа Рыцеку досталась плотная суконная поддевка и овчинная безрукавка. Они, конечно, были слегка лежалыми, задубелыми, но Унисса их предварительно отбила палкой и отогрела у печи.

Рыцеку шло.

Эльге было жутко от того, какой он тощий. Кожа да кости. Волосы отросли, стоят колтуном. О чем только его мастер думает? Что это за мастер, у которого ученики вот-вот с голоду помрут?