Андрей Кокоулин - Мастер осенних листьев

Красноглазый от хмелки воин, чужица, слива, ольха, долго, не понимая, смотрел на оплывший после короткого дождя мешок с листьями на крыше фургона.

— Чего везете-то?

— Листья, — ответила ему Эльга.

— А-а, — протянул воин, почесав ногу ногой. Он был молод, под первым слоем листьев в нем жили мелкие желания. — Сумасшедшие что ли?

— Почему?

— Дикарям листья без нужды. А наши и подавно не купят. Да, пожалуй, даже если доплатите, не возьмут.

Сарвиссиан фыркнул.

— Ты, смотрю, большого ума человек. Разве что долгой жизни не пожелал. Только мы с листьями, великий муаммаз, работать едем.

— Обзываетесь? — насупился воин.

— Вообще-то великим муаммазом в южных землях за Краем не последних людей называют, — назидательно сказал Сарвиссиан.

— Там же калифы.

— Так не всякий калиф — великий муаммаз!

— А муаммаз кто?

— Мудрец.

Воин почесал лоб.

— Хвалите, значит. Так листья-то зачем?

— Вот ты балда!

— Эй-эй! Полегче!

Постовой сердито взмахнул пикой.

— Просто я — мастер листьев, — сказала Эльга, через Сарвиссиана вручая ему споро набитый букет. — Вот.

— Ах, вы — мас…

Воин сунул пику под мышку и склонил голову, изучая подарок. Спина его медленно распрямилась, из глаз пропала пьяная дымка.

— Это не я, — сказал он неуверенно. — Похож, но не я.

Эльга улыбнулась.

— Это будущее.

Воин приоткрыл рот. Взгляд его снова уткнулся в букет. Эльга наблюдала, как под чужицей и ленивой ольхой несмело прорастают опытный, стойкий вяз с предусмотрительным шиповником. Если и светила парню дурная тропка-дорожка, то теперь свернуть на нее не получится. Разве не хорошо?

— Мы поедем? — спросила Эльга.

— Да, пожалуй. Легкой дороги, — пожелал воин, не отводя взгляда от букета.

— Ну! — сказал ему Сарвиссиан.

— Что?

— Нам через тебя ехать?

— Простите.

Парень подобрал упавшую пику и шагнул в сторону.

— Долгой жизни, — буркнул Сарвиссиан, но добавил негромко, что сильно в этом сомневается.

Повинуясь ему, Аннике и Глице бодро потянули фургон за кривую будку поста.

— Все у него будет хорошо, — сказала Эльга.

— А то! Он здесь медянку сшибает с каждого проезжающего!

Эльга, свесившись, оглянулась назад.

— Больше не будет. Я ему букет поправила.

— Так свои же и побьют.

— До смерти?

— Это уж как получится.

— Тогда, может, вернемся?

Сарвиссиан покосился на девушку, тронувшую его за руку.

— А об этом раньше надо было думать, — сказал он, понукая лошадок. — Больно уж легко вы, госпожа мастер, букетами своими людей обращаете. Ежели на Башквицев с Ружами посмотреть, так вообще оторопь берет.

Эльга покраснела.

— Я же как лучше…

Сарвиссиан вздохнул.

— Вот и будем надеяться, что так и есть.

— Это получается само собой, как дышать, — извиняясь, сказала Эльга. — Или нет, это как в лодке плыть по течению. Понимаете? Я вижу правильные узоры и неправильные узоры, и привожу листья в человеке в порядок.

— Листья? В человеке?

— Ага.

Сарвиссиан качнул головой.

— Разве человек из листьев состоит?

— Я все вижу из листьев, — сказала Эльга. — И небо, и землю, и огонь, и дым.

— И меня?

Эльга кивнула. Сарвиссиан прищурился.

— А вот тот букет, который у Ильмы остался, он с каким узором, госпожа мастер? С правильным или неправильным?

— Он — правда. Вы же сами видели, там только вы. И Ильма видела.

Извозчик крякнул.

— Ну, это как голым в бане.

— Я ничего не меняю, — сказала Эльга. — Я просто делаю некоторые узоры чуть ярче. Человеку ведь может быть страшно совершить храбрый поступок? Но немного дубового листа или чепчуйника — и человек сам про себя понимает, что может сделать то, чего боится. Я показываю ему, какой он есть или может быть на самом деле.

Сарвиссиан помолчал, потом неловко притянул Эльгу к себе.

— Ладно. Только уж вы осторожнее управляйтесь со своим умением, госпожа мастер.

Эльга шевельнула плечом, уютно устраивая голову у Сарвиссиана под рукой. Моховые пустоши, окаймленные справа цепочкой серых валунов, тянулись до горизонта. Они были серые и сизые, темнели впадинами и кое-где даже золотились на солнце.

— А вы откуда про муаммаза знаете? — спросила Эльга.

Фургон покачивался, листья в мешке шуршали и похрустывали на головой. С севера навстречу, занимая небо, грозовым, темным прибоем наползали тучи. Пустоши под ними приобретали сиреневые и темно-синие оттенки.

— Ох, где я только не был, — сказал Сарвиссиан. — Одно время даже на барке ходил. А там как-то с караваном через пустыню в Иб-Холман ушел.