Александра Плотникова - Бешеный волк [СИ]

Ваэрден растерянно замер, не зная, что ответить. Внезапно невесть откуда дохнуло холодом, и он зябко передернул плечами, завернулся в шкуру.

И правда, ради чего? Почему он все эти годы упорно стремится выжить, когда проще было бы махнуть на все рукой и тихо сдохнуть, разом избавившись от бессмысленной изнуряющей гонки. До сей поры он ведь никому кроме хозяина не был нужен. А подвалы некромантского особняка — совсем не то ради чего стоит цепляться за жизнь.

Почему он не позволил себе умереть еще тогда, получив во время очередного наказания воспаление легких — болезнь, для Темных более опасную, чем для людей? Что толкнуло его снова показать смерти кукиш и пуститься в бега?..

Гидра непрошенных воспоминаний подняла головы в мутной глубине души и всплыла на поверхность. Забытое встало перед глазами так ярко и четко, словно это было вчера. Повеяло не просто холодом — лютым зимним морозом.

Тот же подвал. То же кольцо в полу. Та же цепь и тот же ошейник. Вот только вода на камнях схватилась корочкой, а стены покрылись белым налетом инея. Факелы не горят. Темень разгонят только столб бледного света, льющийся из зарешеченной дыры в потолке. Сквозь нее залетют снежинки и медленно опускаются в маленький сугробик.

Холодно.

Который это день?

Волк не помнил. Он давно уже оставил попытки отползти подальше от нарастающего сугроба — длины цепи не хватало — и просто лежал, сжавшись в промерзший клубок. Тело одеревенело и холода уже не чуяло. Мысли застыли и смолкли, не тревожа уставший разум.

Даже вина, которой он навлек на себя это наказание, стерлась из памяти, как ненужный хлам.

Почему он одежду не оставил…

Слышатся какие-то голоса, звон. Холод постепенно отступает. Ну вот, — подумалось, — наконец-то согреюсь. А что кашель иногда… Так это неважно. Пение, тягучая мягкая нота, и голос, кажется, женский. Не замолкает ни на миг. Все очертания размываются в темной сери без начала и конца. Боль — его постоянная спутница — отдаляется.

Отдаляется…

— Да он что, совсем охренел, гаденыш мелкий?!

Низкий яростный рык чужого голоса разбивает благостное спокойствие, вырывает из него, вколачивает обратно в тело, которое кашель выворачивает наизнанку. Ошейник лязгает, отпускает истерзанное горло, но сил это не возвращает — дар почти убит. С трудом разлепив глаза, ифенху видит над собой человеческое лицо и не может узнать его. Седые волосы, невнятные, будто смазанные черты лица… Новый садовник? Здесь? Откуда у него ключи от подвала и ошейника?

— Потерпи, волчонок, сейчас все будет.

Он хотел отмахнуться, но человек оказался сильнее. И у него с собой были теплые одеяла.

Так хотелось хоть кому-то верить… Не сдавай меня Юфусу, только не ему!..

— О Стихии, весишь, как дите малое. Чтоб этому отродью червячному дюжину дней кряду слизняков жрать!

Человек все говорил и говорил, костеря некроманта во все корки, но Ваэрден его уже не слышал, соскальзывая в глухую черноту забытья.

Он долго плавал в липком мраке, где не было ничего кроме слабости. Она не давала проснуться, но и уйти за грань сна, туда, в вечный покой — тоже не получалось. И Ваэрден падал, падал…

— Интересно, — внезапно заговорил кто-то голосом садовника, — почему ты так стремишься туда попасть?

— Куда — туда?

Внезапно Ваэрден очутился на пыльной каменистой дороге под бледным негреющим солнцем, затянутым туманной дымкой. Удивляться он не стал. Зачем? Ежу понятно, что все это чудится в предсмертном бреду в сугробе. И нет никакого садовника. А есть… А кто, собственно, есть? Ифенху огляделся в поисках говорившего, но кроме громадной зверюги, очень похожей на кота-переростка с рогами, никого не увидел. Зверь сидел посреди дороги, обернув роскошным хвостом толстые лапы, и пристально смотрел на Волка.

— Туда, — обернулся кот. За его спиной дорога тянулась вникуда, в колышущуюся мглу. — Там, поверь мне, нет ничего приятного.

— Там, откуда я сюда попал — тоже, — буркнул Ваэрден, недовольный тем, что его задерживают. Дорога манила, сулила нечто новое.

— Ну почему же, — котяра мурлыкнул, встал и выгнул спину, неспешно потягиваясь. — Мир велик. В нем достаточно чудес, чтобы стремиться их увидеть и познать.

— Это каких же? И какие из них возможны для некромантской игрушки?

Он не верил странному белому бреду и верить не собирался.