Эрнест Зариньш - Заговор пушистых хвостов

Пришлось в изрядном темпе бежать и намыливать свое лицо, после чего принимать все пять ванн по очереди, что, понятное дело, сейчас не приносило никакого абсолютно удовольствия.

Применяя свое новое лоохи, которое мне доставил курьер прямо на дом, я подумал, что вкус у Меламори всё-же есть, несмотря на то, что сам я оделся бы куда элегантнее.

Впрочем, в такие моменты, когда все вверх тарамашками, конечно, единственное, чего мне не хватает это скандала с Меламори… Ну как же без этого!

И, именно поэтому, я не стал бить ногами по полу, а покорно облачился в свое новое, коричневое с пёстрыми вставками, лоохи, правда шляпу я одел, конечно, по своему вкусу.

Меламори уже проснулась, и где-то там в дальнем крыле дома прихорашивалась перед посещением парикмахера.

Впрочем, в этот раз, на мое удивление, парикмахер пришла к ней сама.

Это была немолодая женщина, сама уже, как я мог заметить, нарядившаяся для посещения королевского бала.

«Странно, -подумал я, — раньше Мел всегда посещала самого знаменитого парикмахера королевства. Да и стрижет он, как я успел заметить, просто замечательно… Впрочем, это же женщины. Они действуют по какой-то им одной ведомой интуиции. Вполне возможно, что Урдон сегодня не в духе, и поэтому стрижет всех барышень, которые намереваются посетить бал при королевском дворе, под один манер, намереваясь в отместку за так долго длившееся расследование, вызвать огромную драку среди посетительниц бала?»

Ради интереса, я даже отодвинул шторку и выглянул в окно. Нет, мои опасения не подтвердились. Шикарно разодетые девушки расхаживали по каменному тротуару перед Мохнатым домом в пышных, расшитых стразами и самыми разнообразными брошками, нарядах разного фасона, и не менее разнообразными причёсками.

Впрочем, тогда я списал все на усталость подруги, которая готовилась к балу практически весь вечер, и, как я подозреваю, практически не успела отдохнуть.

И тут я ударил себя по лбу в приступе отчаяния.

Я ведь почти забыл про подарок, который приготовил нашему обожаемому и неизменному королю Гуригу.

Пришлось сосредоточиться и минут пятнадцать потратить, чтобы отыскать свою, спрятанную заранее от лишних глаз, утку.

С учётом навалившихся на мои уставшие плечи забот, память моя стала работать в защитном режиме, практически на отключке, что было явным сигналом к тому, чтобы дать себе после бала несколько дней свободы от всяких дел.

Я решил подкрепиться, поэтому заказал себе порцию разноцветной лапши в соседнем трактирчика, и стал играть сам с собой в увлекательную игру, в которой ставкой являлось мое чувство голода.

Правила были такие. Если курьер с едой успеет к моему порогу раньше, чем Меламори закончит свои приготовления, порция вкуснейших макарон достанется мне, в ином же случае, мне придется попрощаться со своей порцией в пользу той красавицы, которую я ожидал увидеть.

Как я и ожидал, проще дождаться курьера, чем дождаться прихорашивающейся женщины. И, вот же какой казус, чем красивее представительница прекрасного пола, тем больше времени у нее занимает это самое прихорашивание.

Так что я успел доесть вкусные макароны, которые можно было скорее отнести к сладким десертам, нежели к вторым блюдам, пока я услышал стук тонких каблучков.

Правда, у прекрасных женщин есть ещё одна вредная привычка, помимо всем известной привычки долго прихорашиваться.

Это привычка входит без стука в любую дверь, при этом в самый неподходящий для того момент.

Вот и в этот раз Меламори переступила мой порог именно в ту секунду, когда я втягивал в себя последнюю, малиновую макаронину.

— Ты такой романтичный! -всплеснула руками Меламори, поднялась на носочки и поцеловала меня, от чего я чуть не поперхнулся.

На улицу мы вышли часа за три до мероприятия. По моей оценке, на нашей улице мы были самыми скромными в плане нарядов. Мое коричневое лоохи и серое лоохи, уверенное камнями, в которое облачилась Меламори.

Из малого сыскного войска на мой призыв пойти на бал единой толпой откликнулся только сэр Луукфи. На Джуффина, понятное дело, я не рассчитывал, скорее уж я надеялся отыскать его в пестрошерстой толпе, которая наверняка будет собрана перед дверью королевского дворца, которые ради этого дела откроют.

Толпу встречал целый оркестр трубачей, так, что любская масса, напоминавшая сверху огромную гусеницу, которая мохнатилась тысячами рук, вздымающиеся в восхищённом предвкушении.