Ольга Озерцова - Веснянка

– Ты еще здесь, мальчик?

Он стоял у входа в хижину, маленький с ясными, смелыми глазами, решительно держал руки за спиной и все говорил свое:

– Я знаю, ты сберег ее… от страха ночного. Но ты не знал… – мальчик подошел совсем близко. – Ты слышал, как она поет? Ведь песня спасет от страха. Бабушка мне говорила, когда тебе страшно, а кругом темнота и нет света, слушай песню – и увидишь, куда идти.

И смотрел внимательно, ожидая ответа. Волк от удивления не мог вымолвить ни слова. Наконец, он с трудом проговорил:

– Ты должен уйти, мальчик. Это нехорошее место. Таким, как ты, как она, нельзя здесь быть. Здесь плохо. Я уже говорил тебе, уходи.

– Но я мужчина, и я останусь.

– Злые силы съедят тебя. Я дурной, сейчас тебя брошу, уйду, оставлю здесь одного.

– А вот и не съедят, и ты хороший.

И крошечный мужчина решительно сел, прислонившись к елке.

– Я ухожу. Здесь страшный лес.

– Я останусь.

Волк скрылся за деревьями. Мальчик не уходил. Спустились сумерки, темнота, он тревожно озирался по сторонам, но не двигался с места… и уснул. Волк подошел, бережно взял его на руки и отнес к дубу на опушке. И когда нес это маленькое тельце, древняя тоска защемила в нем: «У нас с женщиной из-за болота никогда не будет детей, не для меня, не для нас это».

Он стоял за дубом, даже здесь, около села, боясь, как бы дикий зверь не подкрался к мальчику, но вот увидел стройного высокого молодца, друга Веснянки.

– Светик! Ты где был? Тебя все ищут! А ну пошли! Сейчас Добрита с тобой поговорит! Ужо он тебе покажет!

Несмотря на суровый тон, глаза Ярилки тепло смотрели на Светика, он нежно обнял его за плечи, и волк почувствовал, как все они любят этого крошку. И не надо было охранять его от зверей, он не нуждался в нем, волке.

Волк вспомнил ветку, и ему стало обидно, ветку, руку, тишину. Сел под дубом, закрыл глаза и постарался вызвать в памяти ее образ. Сначала тот пришел к нему как тихая боль, он почувствовал ее где-то под сердцем. А потом вдруг Веснянка встала перед глазами, улыбнулась, почему-то обняла его, прижала голову к груди и говорила что-то невообразимо ласковое, как то розовое небо. Волк застонал и вскочил. Эта земля морочила его. Ее духи лгут ее людям. Мой путь – путь волка. Мой путь, путь волка… Черный лес. И тут он снова вспомнил. Он знал, что пощады не будет. Как они умели унижать! Он вспомнил даже не лица, а шипящие слова… как они их произносили. Человек добр?

Кричать, умереть… Никто бы и не взглянул, над тобой только бы посмеялись. Глаза, белые от ненависти.

Волк сидел под дубом, лоб его покрылся испариной. Он не понимал, не понимал… И оттого ему было больно. Первый раз не оттого, что его ударили по коже, унизили, ранили. Здесь, на этой земле, ему было больно оттого, что он не понимал. И эта боль была не менее мучительной.

Он взглянул в ту сторону, где стоял их дом. Но они, ее братья, они ведь тоже люди. И они… Он вспомнил горячую братину, вспомнил, как ему протянул руку друг Веснянки. Они такие же люди. Солнце, что же творится на твоей земле? Но скажи мне, все смешалось в уме моем.

Зол ли человек? Человек он или волк? Что же он такое? Ведь те, другие, они хуже зверей.

Веснянка говорила про Великий страх ночной: страха не было. Лес не был злым, он был черным и темным, жестоким. А вот люди… Или они добры? Скажи мне, земля, я не хочу быть с ними, этими, я не прошу быть с ними, меня уже сожгли ветками, я в самом деле волк. Но ты только скажи, ведь они же добрые? Человек добр?

Он вышел, шатаясь, из чащи… Неуверенно остановился – родник где-то здесь. И он встал на колени.

– Светлая богиня.

Ключ прорезал темную талую воду, и будто что-то шевельнулось в ее глубине.

Поцелуи той женщины, грязь, ожоги горели у него на губах.

– Я волк, я чужой для тебя, незнакомая богиня. Но если ты можешь… Если ты здесь в самом деле оберегаешь, укроти мрак. Светлая богиня, сбереги ее от черного глаза, от злобы, от слепоты, от мрака.

Как луч, что пробивается в чаще, он слаб, он редкий гость, любой ветерок сдует его. Сбереги от леса и мрака, от боли, ожогов, муки.

И если ты ее в самом деле любишь, сбереги ее и от меня.

Что такое это дикое стремление к счастью? Зачем оно, зачем оно нам? Может быть, правда лучше от него избавиться?

– Ведь все тогда проще, все проще. Но самое простое – быть камнем.

Как в глухую стену, стучалась к нему в душу. Она у него косматая и страшная. Да, он зверь тьмы… Темна душа его, волчья она.