Николай Грошев - --------- [СИ, Это такое название и есть - дефисами!]

Совник зарычал от натуги и боли — мышцы ломит просто зверски, а ещё рука…

Выдохнул, два раза вдохнул поглубже и побежал снова, медленно, но равномерно, стараясь сохранить как можно больше сил. Ноги мелко подрагивают, так хочется передохнуть немножко…

Щёлк! Чуть ухо не оттяпали.

Вот, теперь передохнуть не хочется, бежать хочется — долго-долго и подальше отсюда.

Сколько бежал, он не знал, но когда добрался до первого дерева с достаточно толстым стволом, пот тёк в десять ручьёв. Он с большим трудом забрался на первую ветку. Тут же за ботинок кто-то поймал и попытался стянуть его вниз — глянул, мать моя женщина! А там уже всё стадо. Дерево окружили, руки тянут, синие лица перекошены, мёртвые глаза выпучены, зубы щёлкают — на вторую ветку не забрался, взлетел! На третью залез и силы кончились. Но он кое-как всё же смог подняться ещё выше и вскоре мир внизу, пропал за стеной листьев. Он устало расселся на толстой ветке, вытянул ноги, привалился спиной к дереву. Глянул на свои руки. Та, что сломана… она больше не сломана. Только кровь течёт из-под наруча. А может и сломана, но не болит теперь…

Мысль о сломанной конечности, рассеялась, он смотрел теперь себе на грудь. Хмыкнул недоумённо. Поскрёб пальцем кожаный нагрудник с металлическими вставками.

— И как я до сего дня дожил вообще? — Удивлённый он задал вопрос, да тоном печальным.

Надо было бросить доспехи, бежать было бы куда легче. А он не догадался, даже не подумал о том, хотя бежал полдня. Или то жадность своё взяла? Всё-таки доспехи денег стоят… нет, он бы бросил доспехи, ни задумываясь, если б ни тот дикий ужас, сумевший захватить сознание. Он просто не вспомнил про них, даже не подумал об этом. В голове только и были что страх, да обрывки спутанных мыслей. Среди всех мыслей тех, лишь одна горела ярче солнца — «бежать!!!».

Он прислонил затылок к дереву. Устало смотрит взгляд — вокруг расстилается поверхность волнистая, из листьев и веток. Словно второй ярус земли, укрытый вьюнами. А над ним есть такой же потолок — третий ярус. Странно, что вот так деревья растут в лесу, вроде по-другому должны…

Он закрыл глаза и сам не заметил, как отключился.

Проснулся от удивлённого сопения — не он сопит, рядом кто-то. Открыл осторожно один глаз, прямо по курсу никого. Чуть-чуть взгляд скосил и тут уже оба глаза сами собой раскрылись до размеров блюдец. Тот, кто сопит, собственно сопеть, перестал.

— У! — Радостно сказал незнакомец и зачем-то почесал комок шерсти, в районе чуть ниже пуза. Повращал глазами, выразительно так. Ухом левым пошевелил. Перебрался с дальней ветки на ту, на которой Совник сидит и стал смотреть ему в глаза.

Князь медленно сглотнул, двигаться не рисковал — напротив, на ветке, прямо у его ног, устроился волосатый человек. Точно такой, каких он не так давно, пустил на корм жителям Речки.

Данный обезьян, немного отличался от своих покойных собратьев. Но далеко не в лучшую сторону. Он крупнее, волос побольше, морда пострашнее. Сидит, смотрит. Губами вот трубочку сделал и издал звук «пррр», губами или нет, звук он издал, ещё вопрос, не совсем тут ясно.

— У. — Сказал обезьян, указав толстым пальцем на наруч.

Совник отрицательно помотал головой. Обезьян хмуриться стал, лоб почесал тем же пальцем. Потом наклонился немного, положил лапы ему на колени и оскалил зубы. Нижняя челюсть блеснула слюнями, красным языком шершавым и кривыми клыками с его мизинец. Монстр тихонько зарычал, для убедительности надо полагать и снова уселся на ветке.

Совник осторожно убрал ноги, свесив их с обоих краёв ветки, сглотнул опять же, что б полегчало ему немножко и, а чего поделаешь? Стал снимать наруч.

— У! У! У! — Обрадовался макак, заполучив элемент доспеха. Стал рассматривать, на зуб попробовал, пальцами помял, потом почесал им место одно… н-да. Ну, вот зачем спрашивается?

Теперь сжимает наруч в лапе и снова на него смотрит. Задумчиво так.

— У. — Теперь тыкает пальцем во второй наруч.

Пришлось и этот отдать, не без печального вздоха и сожаления глубокого.

Макак снова сказал «у!» и что-то непонятное истошно крикнув, прыгнул вверх. Зашуршали листья, треснула веточка — обезьян пропал на третьем ярусе…

Ограбили, напугали до потери пульса, а поутру так и вовсе чуть не съели… домой как охота.

К Але, к печке поближе, к столу, где уже стоит чашка с дымящимся супом или жаркое на плите стоит, где его маленький сын, обратно добрался до посуды и чашки перебить пытается, а крошка Лин, орёт благим матом, требуя утреннюю порцию молока…