Николай Грошев - 0 - Тёмная стена

Тёмная стена.

Годы молодые, одного очень хорошего человека.

Время.

Что такое время? Это период, за который материя, совершает некие колебания, смещения в пространстве, по какой-то из осей трёхмерного мира. Можно ли время измерить? Определённо можно - там, где есть материя, и есть точка отсчёта, где есть, хотя бы два предмета, которые можно отследить относительно друг друга. Тогда время можно измерить. Но если предмет один, а вокруг лишь пустота? Тогда время не существует, оно останавливается. Однако если есть микроскоп, можно отследить время по движению молекул, составляющих предмет. А что если молекула одна? И вокруг лишь пустота. Время снова перестаёт существовать.

Но лишь для этой молекулы.

Вокруг неё время по-прежнему движется - ведь движется материя.

А как определить течение времени, если всё вокруг, словно в мареве, словно из теней? Нет возможности сосредоточить взгляд и только сейчас это всё обретает очертания, как быть тогда?

Правильно, нужно спросить вот у того парня в кепочке.

-Время? – Парень удивлённо моргает, потом смотрит куда-то в угол. Ага. Там тоже тень наблюдается. Теперь и она обретает краски. И звуки стали чётче. Вроде бы всё приходит в норму.

-А что ты удивляешься? – Отвечает тень, материализуясь в виде худощавого парня, с золотыми фиксами во рту. – Ты на него глянь. Мяса кусок. Я ваще в шоке, что он в натуре ещё кони не двинул.

Да, ход времени восстановился. Теперь он снова ощущает мир. Слышит нормально. Видит - почти нормально. Левым глазом. Правый глаз ничего не видит.

И себя, кстати, он тоже ощущает, всего и сразу.

В виде сгустка из одной лишь боли.

-Во, видал? – Снова говорит фиксатый, но их он уже не видит, только слышит. Перед глазами сейчас ледяной пол. Угол зрения изменился, кажется, он упал на другой бок. Даже не заметил как и когда это произошло. Просто картинка вдруг изменилась. Или разум играет с ним шутки и глаза снова, на мгновение, отказали. Кто его знает, может так оно и есть…

-Разговорчики блять! – Рявкает кто-то. Он с трудом поворачивает шею на звук – она тоже болит. Всё болит. Уши болят, волосы, даже ногти. Что это с ним? Он где вообще? И…, кхм.

-Ребята…, - хрипит он едва слышно, - я кто?

-Гы. – Мужик в кепочке скалит жёлтые зубы. – Фиксатый, а ты в натуре прав. Не хило они его.

-Ну так. – Отвечает тот же голос. – Мусорёнка к ангелам отправил. Как по-другому то? Странно, что на этап отправили. Я слышал, менты решили ему «сердечный приступ» нарисовать.

-Ага, и я слышал. – Кепка кивает своей кепкой, да так, что кепка на пол падает. Он её поднимает, нахлобучивает на голову. – Там походу надавил кто, они его по шурику и отправили.

-Правильно, в пути склеится – типа они не причём. Только лажанулись они там. Пацан крепкий, походу, выживет он.

Снова рёв про «разговорчики». Перед глазами всё погасло и зажглось опять, словно вот моргнул, хотя веки точно оставались неподвижны. Теперь он видит решётку, за ней мелькает лицо в фуражке, оно перекошено злобой, ненавистью…, память потихоньку возвращается к нему.

Драка, в которой умер милиционер. Он не был виноват – разве самую малость. Просто милиционер был от рождения идиот и умудрился двинуться виском в угол столика. Ну, кто ещё мог так помереть от хлёсткого удара ногой в лицо, кроме полноценного дебила? Или от рождения невезучего человека…, его везению теперь похоже, тоже кирдык. По этапу…, а что было после той драки? Что было между ней и этим вот вагоном, етит его, этапным?

Да, сейчас мир вокруг вздрогнул и поехал куда-то, потом всё пришло в норму – инерционная скорость выровнялась со скоростью среды, теперь в системе отсчёта, он часть вагона, скорость вагона и его скорость тоже. Если поезд резко остановится, его шмякнет об решётку. Может даже насмерть…, да, какая-то смутная картинка в памяти – про насмерть. Это милиционер сказал, когда его скрутили. Над трупом собрата постоял, потом выпрямился, и говорить «насмерть». Вот прямо там его первый раз и начали пинать. Больно было очень…, а дальше?

В голове тихий звон. Что случилось дальше, разум, пока, открывать решительно отказался.

Он не мог уснуть, хотя в сон клонило так, как никогда прежде в его не особо-то и долгой жизни. По сути, он ещё «вьюноша», как иногда выражался один старый профессор, с прежнего так сказать, места работы…, стук колёс…, вой ветра за стенками вагона…, всё это так странно.

Словно бы не с ним происходит, словно всё это, какой-то бредовый сон.