Елена Кисель - Немёртвый камень

Возле цельной гранитной глыбы, представляющей в этом ансамбле Малую Комнату, копалось скрюченное, черное существо. Дара не сразу опознала Гробовщика. Деартефактор царапал гранит ногтями, пытался сдвинуть в сторону камень, почти кусал его и прямо поскуливал от нетерпения. Время от времени он бормотал про себя:

— Неужели он еще живет? Ну, давай же, подыхай, подыхай!

Заметив Дару, Гробовщик вскочил с голодным огнем в глазах и зашептал:

— Немного уже осталось, совсем немного. Это все он виноват: слишком зажился, а может, она его кинжалом не туда пырнула. Но от таких ран исцеления нет: он уже задыхается у нее на руках, я это чувствую. А ты что сюда пришла, а? Тоже хочешь, да? Ну, если ты попросишь, она и с тобой поделится, она такая… щедрая…

Он погладил глыбу и потерся об нее костлявой щекой, вроде бы, даже лизнул.

— Только попросит тебя выполнить что-нибудь, но это уж совсем мелочевка: связаться кой-с-кем, ну там, кинжал, барьер, печать, всё глупости, если смотреть на то, что она дает, если слушать то, что слышишь после этого…

— Что с Максом? — перебила Дара, у которой в груди болью отдалось единственное слово — «барьер».

— Оплакивает свою Лорелею, а то как же, — деловито ответил Гробовщик, и на секунду стал выглядеть вменяемее. — Что тебе до него или до нее? Только слезы — хрусталь… красиво… но бывает ведь лучше! Если вслушаться… да?

Он вцепился в камень так, будто хотел обломать ногти, а шею вывернул в сторону Особой Комнаты и зашипел с ненавистью:

— Чтоб она сгинула… Семьсот лет убивал! Да еще вам в голову вкладывал как истину: «Вещи — ничто, ценности не имеют, уничтожайте их, не поддавайтесь им!» А они… кричали у меня в руках, и я их не слышал. Они меня умоляли, плакали, не хотели уходить… а теперь каждый… каждая… перед глазами стоит! Медальон Равноденствия… как сейчас помню…а Олимпова Стрела! Какая вещица… Браслет Гекаты… да? Да ведь ты же его помнишь тоже, ты же… видела? Слышала его? С него-то всё и началось, его услышал… Да ты же знаешь, это из-за тебя он исчез, а я бы никогда… такую красоту!

Дара смотрела на него, плотно стиснув губы, будто не давая вырваться тошноте. Макс не знал, а она слишком хорошо знала, как происходит такое. Это не было попаданием под действие артефакта, как у Ягамото: такое случалось только с артемагами, причем часто с сильными или опытными. В определенный момент они переставали видеть энергетические нити предмета, артеузлы, в которые связывались эти нити — они начинали видеть предмет как живое действующее существо со своей волей. Начинали прислушиваться к голосу вещей, и постепенно приходили к выводу, что прекраснее этого мира — мира предметов и артефактов — не существует.

И она знала, отчего такое может случиться.

— Вы зря в них вслушались, — тихо заговорила она, — зря привязались к ним. Людей слушать интереснее, просто вы отвыкли от этого дела.

Гробовщик хихикнул, терзая когтями камень.

— Людей? Людей! Со всеми их болячками, сплетнями, гнусностями и глупостями, ты хоть знаешь, как вещи устают от своих хозяев?

— А артефакты — от тех, кто ими управляет, — согласилась Дара. — Так устает мельничный жернов и изнашивается мост под ногами. Вы зря это приняли за живую усталость.

Гробовщик ее не слушал и не собирался, как видно, отходить от камня, загораживающего вход.

— Не предающие, — шептал он трясущимися губами, — вечные… совершенные и идеальные в своей красоте… всегда… на первом месте… как нож в руках убийцы, как украшения в шкатулке модницы — в мыслях… в сердцах… А артефакты — это боги среди вещей, а она — бог среди артефактов. Я так долго прислушивался, чтобы она заговорила со мной… когда догадался, что там… так умолял свою возлюбленную сказать хоть пару слов…

Дара протянула руку вперед, но не коснулась гранитной поверхности.

— Что там?

— Прекраснейший из них, — прошептал Гробовщик, глаза у него вылезали из орбит, и он судорожно кивал в такт каждому слову, — мудрейший и древнейший из них. Там скрыта вечная красота, которая станет тобой, а ты ею, и она даст тебе всё. Это песня… вечная песня… ты слышишь ее? Она проливается изнутри, и все ведет, ведет, и ты растворяешься в ней…

Он вдруг замигал и начал суетливо потирать шершавые, сухие ладони и время от времени бросал на Дару опасливые взгляды.

— Ты Ключник? — наконец прошептал он. — И ты пришла к ней?

Дара наклонила голову. Дыхание ее выровнялось окончательно. Шепот Экстера еще жил в ее сердце, и страшно не было, и вся спешка уже давно пропала: перед ней сейчас будто бы была вечность. Главное — какой-то частью себя она понимала, что там пока все живы.