Виктория Форестер - Девочка, которая умела летать [litres]

– Конрад? Как я уже сказала, твой отец на первой линии. – Доктор Хуллиган хотела покончить с этим раз и навсегда. Она не любила тратить своё время и силы на безнадёжные случаи.

Конраду не хотелось признавать, что он разволновался, хотя так оно и было. Он жаждал услышать голос отца. Он поднял трубку дрожащей рукой.

– Алло? Отец?

В Вашингтоне, округ Колумбия, был полдень, и Конрад Харрингтон II опаздывал на очень важный ланч. Он перетасовал папки и, выходя из кабинета, перехватил телефон.

– Привет, пацан, рад тебя слышать.

– Отец, я…

– Доктор Хуллиган говорит, что ты чертовски хорошо успеваешь, и мы с твоей матерью очень тобой гордимся. – Сенатор Харрингтон поспешил к лифту. – Продолжай в том же духе.

Конраду был знаком этот отцовский тон: он использовал его, когда заискивал перед наиболее крупными спонсорами своих компаний.

– Отец, послушай меня, я уже могу вернуться домой, и мне…

– Ах да, пацан, доктор Хуллиган что-то об этом говорила. Но дело в том, что мы с твоей матерью чувствуем, что это немного рановато, особенно учитывая, что у тебя всё так хорошо там складывается. Я всегда говорю, от добра добра не ищут.

– Но, отец, мне необходимо вернуться домой, я…

– Эх, Конни, так здорово слышать твой голос, пацан. Звучишь круто. Скоро поговорим.

– Нет, нет, не вешай трубку. Подожди, ты должен понять, что…

Конрад замолчал, услышав короткие гудки. Однако выпустить телефон из рук он не мог. После всего, что произошло, после всего, что он сделал, всё свелось к этому телефонному разговору, и он едва успел сказать пару слов. Он проиграл. Он продал Пайпер и других заодно, а теперь его самого продали.

– Что ж, Конрад, мне жаль, что для тебя всё пошло не так, как мы надеялись.

– Вы никогда и не собирались выпускать меня. Вы меня обманули.

– Нет, Конрад, нас обоих обманули. Твой отец также забрал своё разрешение на проведение операции на мозге, а это значит, что ни один из нас не получит желаемого. Я хочу твоего присутствия здесь ничуть не больше, чем ты сам. Откровенно говоря, я считаю, что ты оказываешь дурное влияние и усложняешь всем жизнь. И как бы я ни хотела тебе помочь, я не могу. У меня связаны руки.

Снова патовая ситуация, они вернулись на исходные позиции.

Конраду следовало быть умнее и не вступать в переговоры с доктором Хуллиган. О чём он только думал? Может быть, чем чёрт не шутит, Пайпер и была права. Может, он не так умён, как ему казалось…

– Конрад? – Говорить больше было не о чём, и доктор Хуллиган хотела, чтобы Конрад побыстрее покинул её кабинет. Он был живым – и даже слишком! – напоминанием её проигрыша, глаза бы её на него не смотрели. – Что-нибудь ещё тебя беспокоит? Конрад?

– А? А… – Конрад очнулся от глубокой задумчивости и обнаружил, что до сих пор сжимает в руках телефонную трубку. Ему потребовались немалая концентрация и сила воли, чтобы разжать пальцы и поместить трубку обратно на рычаг.

Конрад вышел из кабинета доктора Хуллиган как в тумане и не выныривал из него на протяжении трёх недель. На занятиях Конрад смотрел в пространство и не отвечал на вопросы, ничего не комментировал, не возражал, что теория относительности устарела и поле её применения ограничено. За общим столом он бездумно и механически жевал, а после отбоя отправлялся в постель и не работал над своими секретными проектами. Произошедшая в нём перемена была настолько разительна, что профессор Шамкер даже сделал доктору Хуллиган доклад в том ключе, что реабилитация Конрада Харрингтона всё же возможна.

В течение этих недель одна лишь мысль поглощала всё существо Конрада. Он бесконечно сражался с ней, пытаясь осмыслить.

«Каким образом я проиграл? Я всё продумал. Я взвесил все возможные варианты, рассмотрел все аспекты, я сделал правильный выбор, но всё же не пришёл к верному ответу. Как такое возможно?»

И наконец он понял. Его разум – всесильный, блистательно дальновидный, точно анализирующий и полно обрабатывающий информацию – не владел всеми ответами. В пронзительном свете озарения Конрад вдруг понял, что его разум владел информацией , но не ответами . Ответы, внезапно почувствовал Кон-рад, проистекали из совершенно иного источника.

Это откровение было настолько ослепительным, что Конрад оцепенел.

– Харрингтон, у тебя всё в порядке с ушами? – рявкнул воспитатель Толле, когда Конрад отказался вставать с постели. – Это был звонок к завтраку, парень, и если ты не поднажмёшь, окажешься в моём списке.