Виктория Форестер - Девочка, которая умела летать [litres]

Грудь Пайпер вздымалась от волнения, сила музыки изгнала боль. По телу побежали мурашки, ободрённая, девочка титаническим усилием упёрлась в «Формо», и металл загудел под её напором.

– Звук исходит из испытательной лаборатории.

– Как такое возможно? – Доктор Хуллиган красила губы с поспешностью, которая была ей самой неприятна. Агент А. Агент встретил её в лифте, и теперь они ехали на четвёртый уровень.

– Агенты в боевой готовности.

– Это второе происшествие за ночь, – голос доктора Хуллиган звучал почти раздражённо. – Пока не появилась эта Пайпер Макклауд, у нас за семь лет не было ни одного инцидента. Семь лет – а теперь два за ночь. – Она со щелчком закрыла тюбик помады. – Пора положить этому конец!

Солнце уже скоро должно было взойти над округом Лоуленд, а Джо Макклауд никак не мог уснуть. Сидя на подоконнике в спальне, он смотрел на быстро бледнеющие на утреннем небосклоне звёзды. День обещал быть погожим, безоблачным.

– Мистер Макклауд, ты сейчас простынешь на утреннем холодке и прикажешь долго жить. – Повернувшись в кровати, Бетти обнаружила, что Джо в одном исподнем сидит у открытого окна. Джо будто и не замечал, как похолодало.

– Мммм, – как обычно, Джо был немногословен, но Бетти и так знала, о чём он думает.

– Она скоро вернётся домой.

– Ей бы это небо, как пить дать, пришлось бы по вкусу, – со вздохом сказал Джо.

Голосу сверчка внимали даже не уши, а сердце. Слова были исполнены силы и правды, и дети стояли как вкопанные в коридоре жилой зоны, каждой клеточкой тела напитываясь музыкой. В один миг песня пронзила их души, и острая боль кольнула в сердцах. Лекарство, которым доктор Хуллиган их накачала, было нейтрализовано – страхи, и большие и малые, были изгнаны, и дети ощутили искрящийся вкус свободы.

– Пайпер была права, – обронила Кимбер. – Нужно рвать отсюда.

– Это ты правильно! – Смитти впервые согласился с Кимбер.

– Мы сбежим, – уверенно сказал Нален, а Ахмед промолчал.

Конрада песнь тоже не оставила безучастным, но его сердце было так озлоблено и одичало, что красота песни казалась невыносимой и причиняла боль.

Доктор Хуллиган, агент А. Агент и отряд службы безопасности ворвались в комнату, где была заточена Пайпер. Как только дверь открылась, музыка оглушила их, подтачивая защитные реакции.

– Здесь, доктор Хуллиган, – агент А. Агент указал туда, где сидел и пел Себастьян.

Осматривая сверчка, Летиция Хуллиган впервые за долгие годы испытала шевеление живого чувства. Но она подавила его сразу же, как оно начало подниматься у неё в груди, и повернулась к агенту А. Агенту.

– Дайте мне ваш башмак.

Агент А. Агент без лишних слов повиновался.

Voculus romalea microptera (такое имя учёные дали Себастьяну) всю жизнь ждёт того, чтобы спеть свою единственную песню. А начав петь, он поёт обо всём, что слышал, видел и узнал за свою жизнь, и песня его может длиться днями, а в редких случаях неделями. Однако Себастьян успел прожить лишь несколько месяцев в Венской государственной опере, прежде чем его отловили и поместили в У.Р.О.Т., и лишь одно в его жизни было достойно песни – время, которое он провёл с Пайпер Макклауд. Но и этого было достаточно.

Пауки на потолке каморки в лаборатории, где был заперт серебряный жираф, сжались, ослеплённые исходившим от него сиянием. Красная роза одним рывком стряхнула со своих листьев чёрную сажу и расцвела с отчаянной отвагой.

В коридоре жилой зоны дети ликовали и плакали, а Конрад кричал от боли, борясь с безумием.

Доктор Хуллиган выхватила башмак из рук агента А. Агента и подняла его высоко в воздух.

– Не-е-е-ет! – закричала Пайпер.

– Да, я пою. И буду петь до конца.

Доктор Хуллиган ударила сильно, с размаху, и не промахнулась. Голос Себастьяна смолк навек.

И с этой минуты Пайпер ничего больше не помнила.