Майкл Мэннинг - Возвышение и мятеж

— Ничего не могу с этим сделать, — гневно пробормотал он.

— Ещё как можешь, — проинформировала она его. — Возвращайся в дом, и слушай. Говори с родными. Отвечай на их вопросы. Спорь с ними.

Мэттью внезапно и глубоко вздохнул, расслабляясь:

— Это ничему не поможет. К тому же, я могу видеть исход, заглянув в будущее лишь одним глазком. Нет смысла заводить разговор, когда я знаю, что он ничего не решит. — С кончика его пера, слишком долго висевшего без дела над страницей, сорвалась капелька чернил. Мэттью зыркнул на неё так, будто она его предала.

— Идиот, — тихо укорила его Керэн. — Ты такой умный, но ты иногда даже себя не понимаешь. Ты возвращаешься в дом не для того, чтобы что-то решить. Ты идёшь туда и говоришь с родными, чтобы прочистить рану. Они не удовлетворятся, пока ты этого не сделаешь — и ты тоже не удовлетворишься. Говори, пока им это не осточертеет, пока тебеэто не осточертеет… пока твоим сердцу и душе не станет так тошно, что ты и мысли об этом разговоре не сможешь вынести. Ты должен вымотать свои эмоции, истратить их. Когда закончишь, ты будешь слишком усталым, чтобы думать. Ты сможешь идти в кровать, и спать. А потом, когда проснёшься завтра, и твой разум откажется оглядываться назад, вот тогдаты сможешь скучать, и тогдау тебя начнут появляться ответы. Сейчас же ты просто зря теряешь время.

Он какое-то время пялился на неё, затем прошептал:

— Сначала Айрин, а теперь и ты… сегодняшний день богат на сюрпризы. — Отложив перо, он взял песка, и промакнул пятнышко на листе, после чего потёр лицо ладонью, оставив под одним из глаз тёмный мазок. — Ты права, — признал он, и пошёл к двери.

Керэн преградила ему путь, протянув к нему руки:

— Совет обходится недёшево. Ты должен платить за всё, что получаешь.

С лёгкой обречённостью и кривой улыбкой, он обнял её:

— Как же я мог забыть?

— В конце концов ты это усвоишь, — сказала она ему.

Чад Грэйсон сидел за своим излюбленным столом, в дальнем углу «Грязной Свиньи». Обычно ему этого полностью хватало, чтобы быть довольным, но в это конкретное утро он был в кислом, угрюмом настроении. Вообще, его настроение задержалось с двух предыдущих дней, и бодун никак ему с этим не помогал.

Даная стояла за стойкой бара, руками протирая чашки, в то время как ум её был занят охотником. Он был единственным клиентом, поскольку время ещё даже к полудню не подошло. Формально, таверне ещё не полагалось быть открытой, но Чада она впустила, несмотря на свои опасения.

— Что-то неправильно, Данни, — проворчал Чад, используя имя, которым часто её называл, когда имя «Даная» почему-то становилось для него слишком трудным.

— Это называется «утро», — кисло ответила она.

— Не, не то, — пробормотал он, почёсывая голову обеими руками, положив подбородок на стол перед собой. — Что-то очень сильно не так.

— Ставни я закрывать не буду, — предупредила она. — Надо проветрить всё, пока солнце светит, так что тебе придётся как-нибудь перетерпеть.

— Да не, не в этом дело, — пробормотал он. — Ну, частично в этом, но не до конца. По-моему, я умираю.

— Ты трезвеешь, — проинформировала она его, мотнув головой, чтобы убрать из глаз выбившуюся прядь. Что бы она ни делала, часть волос всегда выбивалась из её хвостика.

Чад посмотрел на неё печальным взглядом покрасневших глаз:

— Это ужасно. Я не должен трезветь. Всего-то два дня прошло.

— Три, — автоматически поправила она.

— Три дня, — согласился он, кивая. — Но я отчётливо помню, что планировал бухать целую неделю. Ещё не время.

— Очень жаль, — сказала она ему. — Я тебе больше ничего не дам до вечера.

Его лицо исказилось гримасой, но тут ему в голову пришла идея:

— А что насчёт пары бутылок, которые я обещал той леди в Айвэрли?

— Эддард вчера их запаковал, — сказала Даная. — Еженедельный курьер уже их увёз.

— Но, наверное, будет лучше, если я сам их доставлю, — с надеждой предложил Чад. — Почему бы не запаковать ещё парочку, и тогда я возьму их с собой?

— Ни за что, — ответила она. — Эддард вернётся с обедом перед открытием. Я сказала ему принести и для тебя порцию. Ты почувствуешь себя лучше, когда у тебя в животе будет яичница с ветчиной.

— Ты пытаешься меня убить, — заныл охотник. Несколько секунд спустя, когда она не ответила, он добавил: — Почему бы тебе меня не убить, Данни? Пожалуйста? Я скорее готов быть дохлым, чем трезвым.

Она знала, что он так шутил, или хотя бы притворялся, что это шутка, но за последние несколько дней она поняла, что это не так. Даная за эти годы достаточно сблизилась со стрелком, по крайней мере стала ему ближе остальных. В лучшие времена они иногда становились любовниками, но хотя она часто желала большего, он никогда не впускал её в своё сердце. Теперь они были просто друзьями, собутыльниками, и, порой, когда он набирался слишком сильно для сохранения трезвости рассудка, они ещё и спали вместе.