«Убей тридцать тысяч человек — и тебе дадут праздник. Победи бога и возведи на трон короля — и никто не узнает, не говоря уже о том, чтобы это оценить». На самом деле, это было несправедливо. Кое-кто знал — большинство из них были либо духовенством Сэлиора, либо могущественными и высокопоставленными людьми. Эти люди либо боялись меня, либо поносили меня за мои действия.
* * *
Мой главный егерь был упрямым человеком.
— Мои охотники сейчас заняты, заботясь о том, чтобы никто не проскользнул в ваши земли незамеченным, — снова сказал он мне.
— Скажи, чтобы они взяли выходной, и отправились на охоту, — ответил я.
Взгляд его карих глаз был непоколебим:
— Милорд, вы сказали мне, что нам грозит неминуемая атака, и что мои люди позаботятся о безопасности ваших людей, или хотя бы дадут раннее предупреждение. Это что, стало для вас менее важным? — высказал он эти слова упрекающим тоном — я уже отвык слышать такое, по крайней мере — от тех, кто мне служил.
— Мастер Грэйсон, ты что, мне возражаешь? — с любопытством спросил я.
— Если честно — да.
— Нападение не случится ещё неделю, — проинформировал я его. — Если бы я считал, что переброска твоих людей на охоту подвергнет нас опасности, то не просил бы тебя об этом.
— Оно, может, и так, но лишь глупец может предположить, что враг не попытается напасть неожиданно, — спокойно ответил он.
Мои глаза сузились:
— Ты называешь меня глупцом, Мастер Грэйсон?
— Если вы ведёте себя как чёртов глупец, то так я и буду вас называть, — ответил он, не дрогнув.
— Ты не потрудился добавить почётное обращение, — заметил я.
Чад кивнул, прежде чем ответить:
— Если вы ведёте себя как чёртов глупец, то так я и буду вас называть… — сказал он, и после короткой паузы добавил: — … милорд.
В течение долгих, напряжённых секунд мы пялились друг на друга, пока я наконец не сломался, засмеявшись. Это был хороший смех — глубокий, поднимающийся из живота. Ценности такого смеха я научился у Джеймса Ланкастера, наблюдая за тем, как он эффективно этот смех применяет, но сегодня я смеялся просто потому, что не мог себя удержать.
Егерь какое-то время серьёзно за мной наблюдал, пока наконец сам не стал посмеиваться. Вскоре он расслабился, и мы стали смеяться вместе. Когда мы успокоились, я заговорил первым:
— Ты прав, конечно же.
Он уверенно улыбнулся:
— Я и так это знаю, Ваше Благородие.
— Забудь про уважительные обращения, — сказал я ему. — Отныне я не хочу больше слышать от тебя никаких «Благородий» и «Светлостей»… если только мы не на каком-то общественном собрании. Понял, Мастер Грэйсон?
— Ладно, тогда вам придётся звать меня Чадом. Нельзя, чтобы вы обращались ко мне надлежащим образом, в то время как мне этого не позволено, — ответил он.
Я с готовностью согласился, кивнув:
— Ну, ладно, пусть будет Чад. А теперь, не мог бы ты послать завтра своих охотников за дополнительной добычей?
— Нет, — напрямую заявил он. — Я — не какая-то глупая шлюха, которую можно купить улыбкой и смехом. Вы попросили меня защищать ваши земли, и если я сниму с этого дела людей, то это будет пренебрежением моего долга.
Мои глаза расширились от шока. Этот человек действительно не был особо впечатлён титулами и дворянством. После долгих лет, в течение которых люди кланялись и заискивали передо мной, было приятно найти кого-то, способного говорить честно, пусть он и был грубым ослом. Я тщательно подумал над своими словами, прежде чем ответить:
— Давай так: пошли символическое число… скажем, пятерых… на охоту, а остальные пусть продолжают бдеть.
Он осторожно следил за выражением моего лица:
— А если я откажусь?
— Тогда я прикажу высечь тебя за неповиновение, и заменю тебя. Мы, может, и друзья, но я не могу позволить своим людям игнорировать мои приказы, — просто ответил я.
Чад улыбнулся:
— Они будут охотиться менее чем через час.
— Отлично, — ответил я. — Ты ещё не обедал?
— Нет.
— Пойдём, поедим вместе — все остальные сегодня заняты, а я предпочёл бы обедать с другом, — сказал я ему.
— Разве трапезы не считаются формальными собраниями? — подал он мысль. Он намекал на то, что Главный Егерь обычно не ел за высоким столом.
Я фыркнул:
— Сегодня — нет. Завтра будет более чем достаточно формальностей, — хлопнул я его по плечу, после чего мы отправились в главный зал.
Следующим утром я спал допоздна, пока Пенни не выгнала меня из кровати на завтрак. Но даже это она отложила до девяти, что для нас было довольно поздним временем. Завтрак был в нашей семье чем-то вроде священного ритуала. То, что я был важным дворянином, наложило на меня самые разные ограничения и обязанности, которые имели тенденцию ограничивать мою способность проводить время с женой и детьми, но завтрак был тем местом, где Пенни провела черту.
Читать дальше