Стивен Эриксон - Три повести о Бочелене и Корбале Броче

Подъем и облегченный желудок позволили Эмансипору несколько протрезветь.

Когда они оказались на четвертом этаже, прошли по узкому коридору и встали у последней двери направо, он начал понимать: бессвязная ахинея писца невольно характеризует новых нанимателей весьма странным образом...

"Новых? Так меня уже наняли? Нет, не припоминаю..." Он попытался придумать, как бы все могло быть, но без успеха. Когда сопящий писец робко поскребся в дверь, Эмансипор пришел в себя настолько, что начал расчесывать пальцами седые космы.

Через миг засов щелкнул и дверь тихо отворилась.

- Добрые господа, - сказал писец торопливо, пригибая голову. - Ваш лакей уже здесь.- Поклонился еще ниже и шагнул назад.

Эмансипор глубоко вздохнул, поднимая голову и встречая суровый взгляд некоего мужчины. Холодок пополз по хребту, когда он ощутил всю тяжесть безжизненно-серых глаз, однако ему удалось не вздрогнуть, не опустить взор. Он изучал хозяина, пока тот изучал его самого. Блеклые глаза глубоко запали, лицо белое как мел и костлявое, лоб высокий и почти квадратный, седоватые волосы откинуты назад и, как у моряка, стянуты ремешком. Пронизанная седыми прядями острая борода украшает решительный подбородок... Казалось, ему лет сорок. Одет он был в длинный, отороченный мехом утренний халат - слишком теплый для Молля; длинные пальцы без перстней были сложены на шелковом поясе.

Эмансипор прокашлялся и заорал: - Премногоблагороднейший сударь! "Слишком громко, чтоб меня!"

Кожа вокруг глаз незнакомца чуть натянулась.

Тоном менее дерзким Эмансипор добавил: - Я Эмансипор Риз, способный лакей, кучер, повар...

- Вы пьяны, - сказал мужчина. Такого акцента Эмансипору еще не доводилось слышать. - И нос ваш сломан, хотя, кажется, кровь уже остановилась.

- Нижайшие извинения, сир, - выдавил Эмансипор. - В пьянстве виновато горе. За нос я стыжу деревянный шест, а может, и мостовую.

- Горе?

- Скорблю, сир, по поводу величайшей личной трагедии.

- Какое невезение. Войдите же, мастер Риз.

Комнаты занимали четверть верхнего этажа и с удобством вмещали две укрытые мятыми льняными простынями кровати с балдахинами, а также столик для письма с соответствующими приборами и кожаной подушечкой для локтей. Рядом стоял низкий стул. Стены украшали дурные фрески на дешевых панелях. Слева от столика находился распахнутый гардероб, столь высокий, что в него можно было войти; впрочем, внутри не было ничего. Далее виднелась дверь в отдельную ванную комнату, вид на которую преграждала унизанная бисером мягкая кожаная завеса. Вдоль стен стояли четыре потрепанных походных сундука по грудь высотой; в одном, открытом, виднелась аккуратно сложенная иноземного фасона одежда на железных плечиках. Никого больше в помещении не было, хотя присутствие второго человека доказывалось смятыми простынями. Единственной подлинно необычной вещью был кусок серого сланца размером с поднос, что лежал на ближайшей кровати. Эмансипор нахмурился на него, затем вздохнул и послал мужчине искреннюю улыбку. Тот спокойно стоял у двери, успев ее закрыть и опустить засов. "Высокий... но тем легче будет кланяться".

- У вас есть рекомендации, мастер Риз?

- О да, конечно! - Эмансипор заметил, что болтает, не в силах остановиться. Он пытался, но не мог. - Жена моя Сабли. Тридцать лет и один...

- Я о предыдущих нанимателях.

- Помер.

- Ну, тогда тот, что до него.

- Помер.

Мужчина поднял тонкую бровь. - А до него?

- Помер.

- И?

- А до них до всех я был боцманом на славном торговом судне "Ледостав", двадцать лет ходил в Стигг по Кровавому проливу.

- А-а. Где же корабль и его капитан?

- Шестьдесят фатомов под водой, сир. У Риджийской отмели.

Вторая бровь догнала первую. - Поистине необыкновенно, мастер Риз.

Эмансипор моргнул. Как ему удается фокус с бровями? - Да, сир. Отличные люди все до одного.

- И вы... еженощно скорбите о потерях?

- Простите? О. Нет, сир, нет. Скорблю на следующий день, только так. Бедный Бальтро был честным...

- Бальтро? Купец Бальтро? Не он ли стал последней жертвой безумца, что охотится по ночам?

- Воистину так, сир. Я последний человек, что видел его живым.

Брови взлетели еще выше.

- То есть, - смешался Эмансипор, - кроме убийцы, разумеется.

- Разумеется.

- Никто на меня не жаловался.

- Уже понимаю, мастер Риз. - Господин развел руки, указывая на стул около письменного столика. - Прошу садиться, пока я начну описывать обязанности, ожидающие моего слугу.