Грин Элис: Алмарэн

— Отпусти меня, — безнадежно попросил я и повернулся.

Сейчас она была похожа на дракона, покрытого жесткими черными чешуями. Она сидела в позе кошки, округлив хвост, обхватив им передние лапы. Маленькие уши, как у котенка были направлены на меня. Длинный нос с ноздрями-щелочками часто-часто дышал. И только синие глаза, такие мудрые, умные и внимательные выдавали в этом чудовище разум. Надеюсь, хоть чуть схожий с человеческим.

В ту минуту что-то очаровало меня в ней. Да, возможно она хотела меня сожрать, но, пока этого не сделала. Я любопытный и фантазер от рождения, пытливый ум не давал мне покоя, даже если было до колик страшно и поджилки тряслись.

Чудовище резко выдохнуло холодный воздух, и осмыслено покачало головой, прикрывая аквамариновые глаза.

Значит, не отпустишь.

Я сел на землю, обняв себя рукам за коленки.

Страшно. Хочется домой. Наверное, она не поймет, что это такое, хотеть домой.

— Мы зовем тебя Алмарэн, — я знал, что она все еще сидит и слушает меня. И, понимает человеческую речь, — На языке наших предков, это значит «одинокий монстр» так зачем тебе я? Ты ведь всегда была одна.

Она не шелохнулась.

— Я умру без еды и воды. Мне холодно. Если ты хочешь мертвого человека в своей пещере, то ты почти достигла этого.

И тогда она заговорила со мной. А, как выяснилось потом, она делала это очень редко.

— Нет, — ее голос был похож на рык из самых глубоких лесных чащ, но почему-то совсем не пугал меня, — я позабочусь о тебе. А ты — останешься со мной?

Человеческая речь давалась ей плохо, но она старалась.

Алмарэн обошла меня, чтобы теперь быть лицом к лицу.

Очевидно, выбора не было.

— Да, я останусь с тобой.

И только эти слова донестись до ее слуха, как она распахнула крылья, черные, блестящие, будто смазанные смолой и приготовилась лететь. Но на миг чуть повернула голову, одним глазом робко оглядывая меня.

— Алма, — выговорила она с трудом, — мне нравится.

И мои волосы разворошил поток свежего воздуха от взмаха ее крыльев.

Свое обещание она выполняла сполна.

Каждый день у моего негаснущего костра лежала тушка дичи, утки, кролика, куропатки, и даже какие-то овощи.

— Ты берешь их у горожан? — я поднял морковку в руке, прямо перед ее черным носом, — нельзя!

Сначала она хотела разозлиться, и, возможно, откусить мне голову, но быстро взяла себя в руки, как полагает заботливой опекунше и коряво спросила:

— Почему?

— Потому что они выращивают ее непосильным трудом, чтобы накормить семью и заработать денег с продажи. Ты не должна воровать.

Глаза непонимающе сузились.

— Что такое во-ро-вать?

И тут я усомнился кто из нас ребенок. Пришлось среди холодной пещеры, трупов животных и мешка корнеплодов объяснять чудовищу смысл воровства.

— Это когда ты берешь без спроса вещи, принадлежащие другим. И, как правило, этим другим сие не очень нравится. Если можешь, лучше достань мне семян моркови, картошки, или еще чего. Я посажу на той поляне.

Наверняка, то, что я указываю, Алме не шибко нравилось, но по неизвестной мне причине, она терпела, и на следующий день, принесла мне семян, правда, опять в мешках. Да тут можно весь лес засадить!

Отсыпав себе, я подвинул мешок ей обратно.

— А это верни обратно. Это ведь ты не на рынке купила, да?

Но на этот раз чудовище зашипело на меня, и замахнулось лапой, с когтями-кинжалами. Прикрыв голову руками, я присел, как будто это меня спасет. Но боли не последовало.

Треснула ткань.

По пещере рассыпались семена, прямо к моим ногам, а мешки были разорваны пополам.

— Не могу теперь, мешков нет, — бросила она, и покинула меня, быстрым шагом стремясь наружу.

Да, у нее и чувство юмора есть.

Спустя некоторое время, я понял, что мои просьбы и мольбы отпустить меня на свободу — не работают. Она либо улетала, либо фыркала, отворачиваясь.

Тогда прошлось вернуться к первоначальному плану, и я продолжил доставать ее своими нуждами.

Однако в этом пункте она была покорна. Вскоре у меня была ткань для одежды, некоторые садовые инструменты, и даже книги, хотя она не и не понимала, зачем они.

— Чтобы читать, — пояснил я, — так люди становятся умными.

На этот раз мои слова не показались ей занятными. Она сузила свои сапфировые глаза и, кажется, опять серьезно разозлилась.

— Люди не могут умными. К тому же такие детеныши как ты, — чем больше мы проводили времени вместе, тем лучше она говорила, а я понимал ее.