– А она не сможет вам навредить? – недоверчиво смотрела Милиса, – вы ведь просто знахарка, а у нее тут хорошие связи… и дворецкий, и старший писарь и офицер Луркес…
– Она не просто знахарка, но это секрет, – подмигнула Нетанья.
– Ненадолго, – начиная понимать, насколько ей противно жить под чужой личиной хмуро фыркнула Ильда и решительно сняла амулет искажения.
Да пусть высокомерные снобы и злопыхатели говорят все, что им угодно, пусть смеются и язвят… она была знахаркой, ею и останется, даже когда будет белой магиней. А вот их безжалостно выполет, как выпалывала наглые сорняки на грядах с целебными травами.
– Ну вот и все, – с непонятной грустью пробормотал снова стоящий у любимого окна Анвиез, наблюдая за отъехавшей черной каретой.
Герцог покосился на него безучастно и снова занялся чтением прошений, а Ильда понимающе вздохнула.
Как выяснилось, когда-то Ауренция имела возможность стать белой магиней… но не стала. Не смогла справиться с врожденной жадностью, покусилась на сокровища своих учителей и сбежала. Как говорят маги белого ордена – пошла по темному пути.
В тот раз ее поймали, пытались вразумить по-хорошему, но потерпели неудачу. Ауренция не желала жить иначе… ей хотелось султанских дворцов и сокровищ, но вместе с пиратской свободой. А это вещи несовместимые, как показывает практика.
С тех пор она жила в бегах, словно преступник, скрываясь в маленьких деревушках и подрабатывая гаданьем и целительством. Дар у нее остался… как пояснил Ильде учитель, отнять или запечатать дар нельзя, это сказки неграмотных простолюдинов. Кто сможет запечатать или вынуть человеку печень или желудок и не убить его при этом? А вот память – другое дело. Достаточно усиленного магией внушения магистра четвертой ступени и наказанный навсегда забывает те знания, какими когда-то свободно пользовался. Разумеется, все можно выучить снова… и Ауренции удалось освоить несколько мощных заклинаний, но далеко не того уровня, какой был доступен ей прежде.
И потому гибель старухи не обрадовала никого в ордене, ее потерю они считали собственной неудачей и ошибкой.
Ее прах Анвиез сжег в скалах, после того как собрал все амулеты, а сегодня герцог Харнский увозил на родину тело дочери, вину перед которой признал слишком поздно.
Но как бы ни сочувствовала ему Ильда, жалеть преступниц она не могла. И не желала. Каждый знает, что за преступления положено наказание и может выбрать в жизни другой путь… А раз не выбрал, встав против законов общества, то должен быть готовым к возмездию.
– Ильда, – нежно позвал ее муж, и герцогиня обнаружила, что давно смотрит поверх бумаг в окно, за которым собирались темные тучи. – О чем ты думаешь, радость моя?
– О матери, – сказала она и поняла, что и на самом деле все это время беспокоилась о ней и сестрах.
Вот уже пять дней, как Вильдиния с сестрами покинули дворец, и за это время Ильда написала наставнице пять писем. Коротких и четких, как она привыкла писать в приюте. И на каждое получила ответ, столь же лаконичный, как её собственные послания.
Из них Ильда знала, что Вилия сумела уговорить Коралию съездить в замок, поздравить сестру. И сейчас Кора скачет сюда верхом той самой дорогой, какой несколько дней назад ехала сама Ильда. Мать с Лиатаной тоже едут во дворец в простой карете, отправленной Вашеком, носившим теперь полное имя Тодваш.
И по расчетам Ильды вполне могут встретиться с Корой, точнее, ей хотелось бы, чтобы они встретились и помирились прежде, чем приедут в замок.
– Может послать навстречу им дозорных? – отвернулся наконец от окна учитель и уныло направился к столу.
Прополка сорняков оказалась весьма непростым и очень неблагодарным делом.
– Не стоит… на дорогах спокойно, а карета без гербов, – вздохнула Ильда, – лучше побыстрее закончить с последними прошениями.
Как выяснилось, прекрасная идея Бремера насчет комиссии на деле оказалась не такой замечательной. Хотя все было хорошо, но лишь до тех пор, пока не наступал момент чтения приговора. Изгоняемые из дворца леи и лейды рыдали, умоляли, проклинали и цеплялись за мебель, как за родную. Ни одна не ушла с гордо поднятой головой как Нетанья.
Почтенные лэрды один за другим не выдерживали испытания и писали прошения об освобождении от работы в комиссии. Придумывая для этого самые разные причины. Болезни, дела, свадьбы детей… все, на что им хватало фантазии и совести.
Читать дальше