Мария Гуцол - Три вороньих королевы [СИ]

Если честно, Джил было все равно, кто какие правила успел нарушить и почему так вышло, что кто-то жив, а кто-то умер. Но голос Королевы Ущелий имел странную особенность. Его нельзя было не слышать. А слушая — не прислушиваться к словам.

— Правила нужны. Когда создаешь миры из грез и лунного цвета, когда сплетаешь стены из туманов и отблесков солнца на полированных камнях, нельзя нарушать правила. Иначе все, что ты делаешь, рассыплется, как сломанная мозаика.

— Правила мертвы, — неожиданно для самой себя сказала Джил. И продолжила торопливо, словно опасаясь, что мысль сбежит из головы: — Я рисую чертежи. По правилам. По ним строят дома. Тоже по правилам. А потом туда вселяются люди, и им на правила плевать. Падают балконы, пробиваются новые окна, ломается канализация, сносятся стены и происходит полный бардак. Но если никто не вселится в дом, он так и будет стоять пустой. Мертвый.

Королева Ущелий склонила голову на бок, словно рассматривала девушку перед собой. Джил не видела ни ее глаз, ни выражения зыбкого лица, только темную вода Лох-Слай за ним.

— Может быть это верно, — медленно проговорила гвиллионская княгиня. — Может быть.

Она наклонилась и подобрала с земли камешек. Почти без размаха бросила его в озеро, и тот с плеском ушел на дно. По воде разошлись круги. Джил запоздало удивилась, как это удалось призраку — понять настоящий камень.

— Говорят, есть люди, которые всегда нарушают равновесие. Они — как камень, который бросаешься в стоящую воду. Жаль, что мне уже не стать таким камнем. Я хотела им стать. Маленьким камешком, который увлекает за собой лавину. А стала — горой. И пала — как гора. И на обломках моим выросла эта трава, поющая, как хрусталь и ломающая любые оковы. Почему так?

— Может быть, — Джил сглотнула. От волнения во рту пересохло. — Может быть, чтобы кто-то смог прийти сюда, срезать эту траву, и стать камешком? Тем, от которого расходятся круги по воде.

— И что бы сделала ты? — в отдалении снова глухо зарокотало.

— Освободила бы Короля-Ворона и спасла бы брата.

— И вернула бы сбившийся с пути ход событий туда, куда ему и положено.

— Камешек тоже летит и падает, потому что ему так положено, — отступившие было отчаяние и злость снова навалились на Джил неподъемной свинцовой тяжестью.

Королева Ущелий молчала. Пела под ветром голубая трава. Плескало о берег озеро. Как она до сих пор не плюхнулась на землю и не разревелась самым отвратительным образом, Джил понятия не имел.

— Ладно, камешек, — смех гвиллионки, такой же тихий и хрустальный, как голос травы, заставил девушку вздрогнуть. — Я не затем следила за тобой с самого начала путешествия, чтобы сбивать наземь. Лети. И когда будешь падать, постарайся, чтобы кругов на воде вышло как можно больше.

Следующий порыв ветра развеял ее фигуру, словно дым. Только смех остался. А может, это пела голубая трава. И золотой серп лежал у самой кромки воды.

Джил торопливо подхватила его. Разлапистые папоротниковые листья под пальцами были каменно-жесткими и холодными. От прикосновений трава почти визжала и даже пыталась отпрянуть от серпа.

И этих криков, визга живого, мучимого существа Джил уже не выдержала. Села прямо на камни, всхлипнула, чувствуя, как бегут по щекам горячие слезы. Только золотой нож Королевы ущелий не выпустила — боялась, что тот снова куда-то пропадет.

Свободной рукой она попыталась вытереть мокрые щеки. Пробормотала:

— Нет, я не могу. Мне так надо, а я не могу. Пожалуйста.

Ветер стих. Но даже в полном безветрии в воздухе висело едва слышное бормотание растревоженных листьев.

— Пожалуйста, — повторила Джил и опять всхлипнула. Она осторожно протянула мокрую от слез руку у синим, жестким листьям и с удивлением увидела, как они словно подались навстречу.

Мало понимая, что она делает, Джил осторожно погладила пальцами стебли, и те ответили ей тихо.

— Мне очень надо, — осторожно добавила она. — Я возьму совсем немного.

Если бы кто-то сказал Джил, что она будет на полном серьезе уговаривать траву, она решила бы, что рехнулся или тот, кто предположил это, или она сама. Но сейчас девушка сидела земле, гладила резные листья, а те пели ей. И Джил понятия не имела, как станет теперь резать голубую траву, так льнущую к ладони.

— Мне действительно надо. Пожалуйста. Я возьму совсем немного.

Она вспомнила страшные слепы глаза Дилана и поежилась. И с пугающей четкостью поняла — она не сможет. Даже ради него, даже ради возвращения домой. Рука Джил безвольно соскользнула на камни, разжались и пальцы на рукояти золотого серпа.