Коллектив авторов - На своей земле

Два страшных рывка встряхнули откинувшегося к стене колдуна. Левая рука — его собственная рука! — распорола брюхо и глубоко ушла в ворох кишок, а правая, проломив ребра, вырвала наружу сердце. Мертвым комком лежало оно на когтистой ладони, не билось посмертно, не выталкивало из себя кровь, словно вынуто было из груди давно остывшего мертвеца. Чужанин глядел на собственное сердце единственным уцелевшим глазом, словно пытаясь понять: что это держит он в руке?

— Кукла, да? — прищурилась старая чародейка. — Я так и думала… Эй, холоп безымянного хозяина! Надоело мне на твою личину глядеть. Сыми ее, дай нам на твое лицо полюбоваться!

— Быть по сему! — гаркнул по трапезной страшный, чудовищный, нечеловеческий голос. И содрогнулись от этого жуткого возгласа все, кто забились в углы да под стол.

Полезла клочьями кожа с головы Чужанина, обнажилось мясо, на котором пронзительно сверкал единственный глаз. Потом мясо лохмотьями стало отваливаться с костей. Череп пошел трещинами, словно яйцо, из которого пробивался наружу чудовищный птенец. Брызнули осколки во все стороны, и подняла над плечами бывшего человека голову змея. Огляделась, высунула раздвоенный язык — и принялась кольцами выбираться наружу. Тело осело на пол ворохом, словно сброшенная одежда. А змея, кольцо за кольцом, выползла наружу — и метнулась к старухе.

Колдунья вскинула наперерез клюку, махнула по змее, сбила удар. Тварь, целившая в лицо, упала к ногам. Но, видно, запоздала старуха, ударила неточно. Змея вскинула голову, вцепилась противнику в ногу повыше сапога. И тут же клюка обрушилась на голову ползучей гадины, прижала ее к полу.

Чужанин был повержен — но в голосе, загремевшем по трапезной, звучало ликование победителя:

— Если б ты слышала наши преданья, карга, то знала бы: от моего яда нет излечения. Я выиграл бой! Сдохни!

— Если б ты слышал наши сказки, — азартно откликнулась старая ведьма, — то знал бы: у меня костяная нога. Нашел, дурень, куда кусать! Сам сдохни!

Люто, безнадежно завыл чародей. Змея превратилась в полосы пламени, полосы эти свились в огненный жгут, взвились над полом и улетели в оконце, сверкнув на темном ночном небе.

Старуха деловито оглядела свою клюку, убедилась, что та не обгорела, и неспешно подошла к длинному столу. Никто уже не сидел на скамьях, кроме князя: дружинники растянулись на полу, пытаясь вжаться в доски, а князь боялся пошевелиться.

Колдунья оглядела стол с перевернутыми блюдами, рассыпанными яствами и разлитым вином. Хмыкнула насмешливо:

— Какие гости, такой и пир… — И позвала строго: — Эй, Василиса!

Девочка еще в начале поединка тоже юркнула под стол и наблюдала бой оттуда — бледная, с горящими глазами. Сейчас она вынырнула из-под стола и бросилась к бабушке. Обхватила обеими руками, прижалась лицом к волчьему меху кацавейки. Наверное, расплакалась бы. Но колдунья оттолкнула ученицу, ворчливо приказала:

— Не вздумай слезы лить, ты не дождь осенний. — И добавила, чуть смягчившись. — Умница, что догадалась спрятаться. Кабы он тебя в заложницы взял и тобою прикрывался, было бы труднее его одолеть.

— Бабушка, а злодей не вернется? — совладала с собою Василиса.

— Чего ему возвращаться? Улетел искать тех, с кем легче управиться. — Старуха глянула на лицо девочки, на почерневшую скулу, на распухшие губы — и спросила спокойно, чуть насмешливо: — А и кто ж тебе такую красу несказанную на лице навел?

— Князь Горимир Вышатич, — с удовольствием наябедничала девочка. И даже рукой указала на князя, чтоб уж точно ошибки не вышло. Потому как Горимир Вышатич сейчас вид имел совсем не княжеский.

— Князь, да? — кошкой промурлыкала старуха. Хлопнула в ладоши — и рухнул набок длинный стол со всеми блюдами да кувшинами, раскатились по полу груды пирогов, разлилась ручьями медовуха. И открылась залегшая на полу дружина.

А князь только сейчас очнулся от творившегося вокруг кошмара — и понял, что попал в беду. И заступиться некому. Вскочил на ноги, дернулся бежать, забыв, что сзади стена. Завизжал по-поросячьи, штаны намокли…

И тут поднялся на ноги один из дружинников, совсем молодой рыжий парень. Встал с мечом в руке, заслонил собою князя. В зеленых глазах плескалось отчаянье. Сказал, заикаясь:

— Н-не убивай князя! Д-добром прошу, Яга Велесовна, уйди п-по-хорошему!

— Родня он тебе, что заботишься о нем? — цепко глянула старуха в лицо парня, побледневшее так, что одни веснушки остались да пронзительная зелень глаз.