Коллектив авторов - На своей земле

Не каждая бабушка железными зубами перегрызет хоть дуб, хоть березу, хоть горло врагу. И никому из тех, кто невесело пировали в трапезной, не хотелось, чтобы это было его горло. А потому все тревожно поглядывали на маленькое оконце, за которым сгущались сумерки, и с тоской ждали темноты.

Но она появилась еще до ночи — крепкая бабка в кацавейке мехом наружу, темной рубахе, потрепанной юбке и мужских поношенных сапогах. И ждали ее — а не заметили, как вошла. А когда заметили… нет, не прошел шепоток вдоль стола, все онемели, забыли потянуться к шлемам и мечам.

Вслед за бабкой в светлую трапезную вползли сумерки, заклубились у входа, свились в странные фигуры: не то звери, не то птицы. Потянуло лесной прелью, болотной тиной, мокрой шерстью.

А старуха сказала твердым, звучным голосом:

— Княже, не загостился ли у тебя мой приемыш? Мала она еще с мужиками на пирах гулять.

Князь молчал, как и все. А Чужанин поднялся на ноги. Глянул на стоящую у дверей старую женщину. Покачал головой:

— Так это тебя все боятся? Что ж, в лесу ты, может, и грозна. А сейчас — не страшнее нищенки. Но я не подаю милостыню!

Он вскинул руку раскрытой ладонью вперед. С ладони сорвалась молния — и ударила в старуху.

Василиса вскрикнула. Разом шумно вздохнули дружинники.

Старуху отшвырнуло к стене, ударило о бревна. Она упала, забилась в корчах, словно ломались кости. Сумрак стал багровым — и в этом жутком свете все увидели вместо женщины росомаху с седой от старости мордой. Маленькие темные глаза горели болью и ненавистью.

Но сумрак развеялся — и перед испуганными гостями вновь была старуха, стоящая на четвереньках и сплевывающая на пол кровь. С трудом поднялась колдунья на ноги. Из уголка рта ее бежала тонкая темная струйка.

— С четырех сторон соберу ворон, — злобно выдохнула она и взмахнула рукой.

С потолка посыпались сухие осенние листья. Они падали, но не достигали пола — на лету превращались в серых железноклювых ворон. Птицы яростно набросились на Чужанина.

— Не на полдень, не на полночь, не на всход, не на закат, а на мясо кровавое, — бормотала старуха, не сводя глаз со своего врага, — на кости белые, на потроха сизые…

Ни князь, ни дружинники не шевельнулись, чтобы помочь Чужанину. А тот не кричал, не пытался закрыть руками лицо, не берег себя. Ловко хватал он ворон на лету за крылья и лапы — и разрывал пополам. Разорванные птицы вновь превращались в сухие листья и падали к его ногам. Вороны нападали всей стаей, клювы метко били в лицо, в глаза, но чужой колдун продолжал без единого звука рвать их одну за другой.

Наконец карканье утихло, пол в трапезной был засыпан палой листвой. На Чужанина было страшно смотреть: один глаз выбит, лицо изодрано когтями в лохмотья, кровь бежала по груди и по шее, пятнала одежду. Но чародей даже не поднял к лицу пальцев, чтобы ощупать раны. И голос его, без тени боли, был тверд, даже полон радостного, злого азарта:

— Это была хорошая драка. Представляю, как сильна ты у себя в чаще. Но не тебе спорить со жрецом безымянного бога.

— Хвастать — не косить, спина не болит, — откликнулась неукротимая старуха. — Чего стоит бог, ежели он даже свое имя назвать стыдится?

— Не тебе о том судить, жалкая лесная ведьма. Ты показала все, что могла. И теперь умрешь…

— Я только начала, — перебила его старуха. — И не тебя мне бояться! В пустой бочке звону много… Ты пришлый, а я стою на своей земле!

— Что? — впервые растерялся Чужанин. — Опомнись, старая! Ты же не княгиня, ты чужая в Град-Столице!

— Умеешь, сопляк, различать правду и ложь? — гневно прищурилась старуха. — Так слушай: я — стою — на своей — земле!

— Ты говоришь правду… — так же растерянно пробормотал Чужанин. Но опомнился и яростно крикнул: — И на своей земле сейчас сдохнешь!

Не было в его голосе прежней радости боя, даже взвизгнул колдун на крике. Но жест, которым он выбросил обе руки перед собой, был жестким и твердым. Выросли на его пальцах кривые когти, сверкнули алмазным блеском. Вытянулись руки, как две змеи, и через всю трапезную потянулись к старухе.

Дружинники сами не заметили, как сползли под стол. Один князь сидел, точно мертвый, с отвисшей челюстью и серым лицом. Видать, не было у Горимира сил двинуться с места.

Чародейка спокойно вскинула перед собой обе ладони, словно преграду поставила, и сказала негромко, с насмешкой в голосе:

— Не из всякой тучи гром, а и грянет, так не по нам!

Выглядывающие из-под стола дружинники с ужасом увидели, как длинные руки колдуна вдруг изогнулись, повернулись когтями к своему хозяину, вонзились ему в грудь и живот.