Шломо Вульф - На своей земле

Шломо Вульф

На своей земле

* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. АЛЬТЕРНАТИВА *

Глава первая. Миролюбище поганое

1.

Замирая от предчувствия беды, я бежал к своей мастерской. Осколок пробил тонкую стену и пролетел над мачтами "Арабеллы". Боюсь, что я обрадовался этому больше, чем если бы он на глазах миновал мою голову. Ракета могла влететь и в спальню, где по случаю жары мы c Изабеллой спали под одними протынями. Более того, в любой момент следующая может попасть куда угодно, коль скоро позволено обстреливать наше поселение, как фронтовую полосу. С той только разницей, что, по моим пред-ставлениям, там все-таки должны быть "землянки наши в три наката", населенные вооруженными мужчинами, способными ответить на огонь, а не мирными жителями в детских садах, теплицах, синагоге. Никому не пришло бы на ум разместить на фронте и мою мастерскую с моделью для участия в аукционе в Париже. На нее ушло восемь лет кропотливого ювелирного труда. Все свои надежды я связываю с "Ара-беллой"... Если ее достойно оценят, то я - доктор Зиновий Мрым стану в один ряд с лучшими морскими моделистами мира. Даже мои рутинные крейсера и галеры пользуются устойчивым спросом. Эта моя работа не только худо-бедно кормит нас все эти годы, но и позволяет жить в относительном душевном комфорте на своей еврейской земле. Самое страшное в Израиле, по-моему, - разочарование в Стране и евреях. Жители поселений хоть от этого гарантированы.

Все это промелькнуло в моем мозгу, пока я со страхом и радостью оглядывал свое детище. Странно все-таки устроен человек - он охотнее верит опасности, угрожаю-щей его имуществу, чем страху за себя и своих близких. Вот и я сразу после взрыва помчался не в соседний коттедж, где жили семьи моих сыновей-близнецов, а к своей модели. И теперь безоглядно радовался, что ничего не было повреждено, лишь засыпано цементной пылью.

Осколок криво и нагло торчал из противоположной стены, демонстрируя мне, что со мной, евреем в своей стране, можно сделать все, что только взбредет погромщику на ум. Так как власти не на моей стороне!..

Я взял лупу и склонился над моделью. Капитан Питер Блад требовательно смотрел на меня своими синими глазами, светящимися на бронзовом лице. Он недоумевал, как можно позволить так безнаказанно обстреливать наш корабль. Решительный ка-нонир Огл выглядывал в открытый бортовой порт с тем же выражением лица. И сама бесстрашная Арабелла, стоя на полуюте, откуда, как известно, лучше всего наблю-дать морские сражения, подняла на меня недоумевающие карие глаза: "На вас на-пали, сэр, - строго сказала она. Неужели вы этого не заметили?" Я ясно видел фи-гурки людей на баке моего красного фрегата с позолоченной скульптурой на носу, блеск медных пушек в открытых портах. Мне даже показалось, что на его борту вы-точенные мною пираты успели подготовиться к предстоящему бою - убрали лиш-ние паруса натянули над шкафутом веревочную сеть для защиты от падающих обло-мков рангоута.

Еще дрожащими руками я осторожно сметал нежной кисточкой пыль. Ее фрагменты выглядели чудовищно на выдраенной до блеска палубе флагманского корабля эскад-ры капитана Блада - ученика великого флотоводца де-Ретера.

Осколок злорадно таращился на меня из треснувшей стены, а из отверстия напротив плясало восходное солнце, отраженное в поверхности моря. Это сосуществование в одном пространстве мира и войны, жизни и смерти давно стало сутью нашего бытия.

Жизни и смерти?.. Смерти? Кого? До меня, наконец, дошло: если осколок влетел сю-да, то на том же расстоянии от эпицентра находились и живые люди, ни один из ко-торых не был мне чужим...

Я выбежал из мастерской и, как всегда при моей комплекции, тяжело побежал к до-му. Изабелла, пошатываясь, шла мне навстречу. "Кто-нибудь пострадал?" - я уже ви-дел по ее лицу, что да. "Вика, - сказала она чужим голосом. - Насмерть. Даже не ста-ли вызывать амбуланс. Осколком в висок."

Я только таращился, не в силах осознать случившееся. Вика была женой Ицика - ближайшего друга Ромы, одного из моих сыновей... Представить, что кто-то мог намеренно убить такое безобидное и милое существо, было невозможно. За восемь лет, что она жила рядом, я ни разу не слышал, чтобы она подняла на кого-то голос. Была ли она вообще дома, можно было только догадываться. В то же время, вся семья Ицика держалась только на ней. Когда Вика, как и прочие наши женщины на-шего поселения, работавшие в гостинице, потеряла заработок, она тут же где-то взя-ла подряд на изготовление искусственных цветов, проявляла чудеса фантазии и вкуса и вечно была занята своими тюльпанами.