Юлия Пушкарева - Хроники Обетованного. Осиновая корона (СИ)

- Уна! - закричал лорд Ривэн, опять выставляя вперёд кинжал; Шун-Ди увидел прыжок и понял, что случилось непоправимое. Один из волков - огромный, как телёнок, почти по грудь Шун-Ди - прыгнул на Уну, как только "розга" втянулась обратно в её голубой огонь. Лорд Ривэн выбросил вперёд руку так, что ещё немного - и волк напоролся бы на лезвие; но тот ловко швырнул себя в сторону, перекатился и клацнул зубами у бедра Уны; она попятилась, сжимая зеркало.

Лис вздрогнул всем телом и тявкнул, но не сумел прорваться сквозь кольцо волков: один из них тяжело боднул его головой - прямо по ране, - второй бесцеремонно наступил на пушистую роскошь хвоста. Лис вскрикнул. У Шун-Ди потемнело в глазах: он мог представить, насколько болезненно любое воздействие на хвост - продолжение позвоночника... Болезненно и опасно. Странно, что Лис не потерял сознание от такой тяжести.

- Лис!..

Уже ни о чём не думая, он бросился туда - к дереву Гаар, у корней которого эти твари мучили Лиса, - но низкое гудение и дрожь воздуха остановили его. Шун-Ди обернулся.

Огромный волк лежал у ног Уны и тонко скулил, перебирая лапами по земле; его всего, от шеи до хвоста, скручивали судороги боли, из пасти выступила пена. Кулон вспыхнул алым ещё пронзительнее, чем прежде; Уна медленно подняла руку, и два языка голубого пламени устремились к захватившим Лиса волкам. Меньше чем за мгновение голубой цвет обратился в красный - и волки тут же забыли о Лисе: барахтались на земле, бились рёбрами о корни, задыхаясь от боли. Шун-Ди зажал руками уши, чтобы спастись от низкого, пробирающего внутренности гула магии; на ладони брызнула кровь.

Магия, но не такая, какой умела или училась пользоваться Уна. Древняя, тёмная магия. Порождение Хаоса.

Красно-голубое сияние залило Уну с ног до головы, волосы растрепались. Лорд Ривэн уже выпустил её, не выдержав гула и жара. Тонкая бледная рука, воздетая к кронам деревьев, была оружием, воплощением силы - и Уна уже не казалась просто усталой девушкой, обычным смертным существом. Чем-то безнадёжно чужим и могущественным. Это могущество не вдохновляло, как мощь и свобода драконов, а подавляло, прижимало к земле, заставляя корчиться от страха. Шун-Ди боялся смотреть ей в лицо.

Светящаяся граница прочертила землю, мох и мелкие ветки, и не задетые заклятием Двуликие сжались у этой линии, не в силах её переступить. Шун-Ди на четвереньках подполз к Лису и обнял его, запустив пальцы в золотую шерсть, зажимая вновь кровоточащую ранку. Они вместе ждали, когда кончится это безумие. Лис дрожал.

Вскоре свечение стало бледнеть и постепенно исчезло, вернувшись к зеркалу и кулону Уны. Какой-то невнятный шорох заполнил лес; Шун-Ди не сразу сообразил, в чём дело, но потом почувствовал, что Лис почему-то весь мокрый, да и его одежда липнет к телу. Капли били по ветвям и листьям, стекали по тёмной коре. Запах влажной земли приносил облегчение, как утро после ночи, испитой кошмарами.

Дождь.

Кулон Уны опять стал синим - синим, как и полагается сапфиру. Синим, как её глаза. Значит, всё это время копил силы, напитываясь царствующим в этой части леса Хаосом? Или она сама управляет им?..

Уна стояла, тяжело дыша, и обозревала сжавшихся от ужаса Двуликих, точно королева-завоевательница - подданных. Вода с её волос лилась на уже неподвижного волка-великана: тот или умер, или впал в беспамятство.

Лис высвободился из объятий Шун-Ди и стал зализывать новое ранение - кровавые царапины от волчьих когтей на боку. Лорд Ривэн сидел на земле, не реагируя на растущую вокруг лужу, и улыбался с восторгом сумасшедшего.

- Скажи им, Шун-Ди, - тихо попросила Уна. Шун-Ди слегка удивило, что голос её звучит, как всегда - без грома и рокота подземного пламени. - Скажи им, кто я. На их языке.

И Шун-Ди сказал.

- Перед вами дочь Альена Тоури, кровь от крови Повелителя Хаоса. Она приказывает выслушать нас. Любой, кто попытается причинить ей вред, умрёт.

ГЛАВА XXXVIII

Лэфлиенн. Великий Лес, племенной союз Двуликих

"Этот мир пропитан ядом. Тёмные боги правят им", - сказал её отец. Он явно знал, о чём говорит. Иногда Уне казалось, что он сам и был одним из тех тёмных богов. И что, возможно, доля этой божественности передалась ей - по лишённым логики и света законам, страшным в своей непреложности.

Иногда - как сейчас.

Как только она вырвалась из боли, жара и вспышек чёрных молний в сознании - молний, несущих нездешнее, хмельное могущество, - её охватило счастье от того, что она жива (животное, инстинктивное счастье: я дышу, я слышу, как бьётся сердце - спасибо, спасибо, успокоить себя, это был просто морок, новый ночной кошмар), а затем - стыд. Стыд, точно чудовище с гигантской пастью, поглощал её, смачно пережёвывая кости, кожу и сухожилия, выплёвывая ненужную одежду. С ней будто сделали нечто ужасное, унизительное, лишающее достоинства - нечто не обсуждаемое ти'аргскими дамами и отныне известное всем.