Дженис Харди - Преобразователь

Я съехала на пол, прижалась спиной к кровати.

— Данэлло, ты в порядке? — Джован осторожно протянул руку и обхватил плечо брата. Никто не спрашивал, как чувствую себя я, но Бахари смотрел на меня.

— В порядке, — выдохнул Данэлло и улыбнулся. Боль виднелась в его глазах, но он ее скрывал. — Теперь ногу.

Я дала ему половину. Кто знал, сколько ему с этим быть. Я никогда не носила боль больше двух дней, но этого хватало, чтобы я была рада избавиться от нее.

Джован выступил вперед с кулаками по бокам.

— Теперь я, — он смотрел с вызовом. Но кто бы дал мне отказаться?

— Будет резко, — предупредила я. — И больно. Дыши и что-то сжимай. Это помогает.

Я быстро вытянула боль, но двигала ее медленно, иголки пронзали живот жаром, но было терпимо. Я задержалась. Может, это он выдержит.

Джован вскрикнул, когда я дала ему боль его отца, но закусил губу и шипел, выдыхая.

— Не дыши глубоко, Джови, — предупредил Данэлло.

— Все не так и плохо, — сказал Джован, когда я его отпустила. Он вытер пот со лба и улыбнулся брату. — А ты расплачешься.

Бахари посмотрел на братьев, но шагнул ко мне и схватился за столбик кровати.

Он быстро кивнул мне, как делали бойцы на Ярмарке в городе.

— Быстрее.

— Уверен? — прошептала я.

Его взгляд смягчился, он кивнул.

— Ага. Это ведь на пару дней?

— Верно, — я дала ему не все. Он не плакал, но стоял близко. Он не кричал, не издал ни звука, кроме шипения сквозь зубы, как делал и Джован. Бахари ухмыльнулся брату.

— Вот так-то.

— Самые смелые близнецы в Гевеге, — сказал Данэлло, взлохматив их волосы.

Халима шагнула ко мне, в руках она сжимала самодельную куклу.

— Я тоже смелая!

— Я возьму за нее, — сказал Джован. Бахари будто хотел возразить, но не разжал губы. Халима посмотрела на них, как горный кот на добычу.

— Я сама справлюсь.

— Нет.

— Это слишком, — добавил Бахари.

— Я могу! Вы никогда не давали мне что-то сделать.

— Халима, — мягко сказал Данэлло, погладив ее по волосам. — Они правы. Это слишком больно.

Слезы потекли по ее щекам.

— Я тоже хочу помочь папе.

— Твоим братьям понадобится твоя забота, — сказала я. Ребро я выдержу. Ночь будет ужасной, но у меня будет кровать, а Тали завтра все заберет. Я могла прийти потом и забрать остальное. Украсть пару исцелений потом будет лучше, чем ранить людей, так что проникнуть в Лигу стоило. — Ты сможешь управляться в доме?

— Угу, — всхлипнула она, вытерла нос рукавом. — Я позабочусь о нас.

— Данэлло, я могу…

— Нет, — сказал он. — Я знаю, что ты дала не все. Мы договорились на эту боль. Ты не можешь исцелять, если тебе больно.

Я кивнула, хотя не знала, где здесь была правда.

— Мы разделим, — быстро сказал Джован, посмотрев на меня. — Не говори, что мы не можем. Она не твоя сестра.

Я посмотрела на Данэлло, он кивнул.

— Кто первый? — Джован выступил вперед и потащил за собой Бахари. — Вместе? — спросил он, держа за руку. Бахари посмотрел на сестру и кивнул.

Я забрала последнее ребро и прижала ладони к их сердцам. За болью тихое гудение, как было у Энзи, раздавалось в них.

Они были Забирателями!

Слабыми, ведь не смогли бы работать на торговцев болью, иначе я бы сразу это ощутила. Я посмотрела на их руки, сжатые так крепко, что десять костяшек побелели. Связанные близнецы. Их талант возрастал, когда они держались за руки? Я о таком не слышала, но я и о передаче не слышала, пока сама не сделала, как и мама. Они не знали пока еще, на что были способны. Не знали, иначе забрали бы у отца больше боли. Джован — точно.

Данэлло коснулся моего плеча.

— Ниа? Что такое?

— Ничего, — просто его братьев теперь могли найти, забрать для новой войны. Многие Забиратели начинали чувствовать боль в десять, были готовы забирать ее с двенадцати. Но из-за осады в Верлатте Целителей будут набирать. Герцог потеряет многих в бою, он мог легко украсть детей, чтобы захватить еще один город, не желающий его правления. Как он забрал у Сорилля, чтобы захватить нас.

— Уверена? Выглядишь смешно.

Я не должна была говорить им. Если они не знали, они не были в опасности. Даже если кто-то проверит, они не ощутят этого, пока близнецы не соединены.

— Я в порядке, — я повернулась к близнецам, стараясь не дать Данэлло увидеть мою ложь. — Готовы?

Они кивнули, лица их были белыми, как у их папы.

Они не издали ни звука, но напряглись, сдержали даже шипение. Морщины на лице их отца разгладились, он поерзал во сне. Близнецы опустились на пол, держась за животы. Халима смотрела на них, словно их могло стошнить.