Дженис Хадсон: Крутой техасец

Когда Нид Чишолм, пивший пиво в баре «Запасной козырь», поднял голову, чтобы взглянуть на вошедшего, пожалуй, единственное, чего он никак не мог ожидать, так это то, что вошедшим, а точнее вошедшей, окажется совершенно обнаженная женщина. Но именно обнаженная женщина стояла у входа в его бар. Сзади ее освещало полуденное солнце, создавая вокруг незнакомки своеобразный огненный ореол, на фоне которого особенно четко вырисовывались изгибы ее тела и копна длинных, рыжеватых волос.

Он еще не так много выпил, чтобы допустить, что ему все это померещилось. Поэтому большим пальцем своей руки он сдвинул на затылок шляпу и стал здоровым глазом разглядывать вошедшую. Она все еще стояла на месте и была похожа на дрожащую от страха и волнения лису, которую загнали в угол курятника. Она стояла и внимательно рассматривала бар.

При других обстоятельствах Нид встал бы и дотронулся до своей шляпы, как положено это делать настоящему джентльмену, воспитанному должным образом своей мамой. Но сейчас он рассудил, что при первом же резком движении она выскочит из бара и убежит.

– Кроме меня здесь никого нет, – сказал он. – По средам кабак закрыт, но вы можете войти.

Все еще пугливая, как опасающаяся седла молодая кобылица, она сделала несколько шагов в его направлении. Теперь он заметил, что она была не совсем голая. На ней была узенькая полоска бежевой ткани, которая, как он предположил, составляла нижнюю часть купального костюма. Маленькое полотенечко прикрывало ее грудь. На ногах у нее были надеты спортивные ботинки для игры в гольф, которые были велики ей, по крайней мере, на пять размеров.

– Мне… Мне нужна помощь, – сказала она.

– Да? Вы потеряли клюшку для игры в гольф?

Она явно не оценила юмора вопроса, так как бросила на него такой взгляд, который вполне мог бы расплавить все металлические застежки на его одежде.

– Мне надо позвонить.

Продолжая изучать ее великолепный загар, он молча кивнул головой в сторону стены, где был установлен платный телефон-автомат. Она повернулась и направилась к телефону, и он отметил, что вид сзади был еще более соблазнительным. Только тоненькая ленточка материи, которая вообще ничего не могла прикрыть, а также ее волосы, которые доходили до середины спины, несколько мешали зрительному восприятию ее чудно загоревшего тела.

Она было потянулась к телефону, но снова опустила руку. Ее плечи опустились и голова поникла. Она вздохнула. Он сделал еще один глоток пива и стал ждать. Через некоторое время она повернулась и, шлепая своими огромными ботинками, направилась к нему. Да, у нее определенно все было на месте. Кроме потрясающей фигуры у нее было красивое лицо с высокими скулами, большие карие глаза и чувственный рот, который нельзя было не заметить.

– Не могли бы вы дать мне взаймы монетку?

– Обязательно.

Он встал и выудил двадцать пять центов из кармана своих плотно облегающих джинсов. Она протянула руку, и он заметил, что ее рука была исцарапана и дрожала, а на одной из скул начал вырисовываться большой синяк.

– Еще что-нибудь?

– Могли бы вы дать мне свою рубашку?

– Считайте, что она ваша.

Одним рывком он расстегнул все застежки и стянул с себя рубашку из голубого шамбре, стараясь сделать это как можно быстрее.

– Не очень чистая, только что вкалывал под солнцем.

– Рабочий пот меня не волнует. Спасибо. Я…

Она вдруг закрыла рот, обернулась к нему спиной и натянула рубашку, затем швырнула полотенце на стол и снова пошла к телефону, гремя подошвами своих ботинок по деревянному полу.

Он подобрал ее полотенце и стал рассматривать голубую махровую ткань с бахромой на концах. На одном из краев полотенца было вышито: «Время – начинать гольф». Он еще сделал глоток и стал смотреть, как женщина звонила. Она стояла к нему спиной и говорила тихим голосом.

Он снова надвинул шляпу на лоб и перенес свое внимание на пиво. Конечно, все это было очень странным, дьявольски странным, но в свое время у него случались вещи и поудивительней. К тому же, как и большинство здешних ребят в этой части Техаса, кроме его старика, он имел склонность не лезть не в свое дело. Наверное, один из атавизмов морали Запада.

– В реанимации! – взвизгнула она.

Нид вскинул голову.

– Экстренная операция?

Он нахмурился.

– ШЕСТЬ НЕДЕЛЬ? О Боже! Нет-нет, больше никого. Я перезвоню.

Она повесила трубку, но еще очень долго не выпускала ее из руки. Ее тело обмякло, голова упала. Простояв так несколько минут, она глубоко вздохнула, ее спина снова напряглась.