Джон Толкин - Две крепости

— Спать! — решил Фродо и вздохнул, как будто увидел мираж в пустыне. — Даже здесь я не лишился сна.

— Ну так и спите себе, хозяин! Положите голову ко мне на колени.

Так и застал их Голлум, когда вернулся час спустя. Сэм сидел, прижавшись спиной к скале, голова его свесилась набок, он тяжело дышал. Голова Фродо покоилась у него на коленях, одна рука Сэма лежала на белом лбу Фродо, вторую он положил хозяину на грудь. Лица их были спокойны.

Голлум посмотрел на них. Странное выражение промелькнуло на его худом, голодном лице. Свет в его глазах погас, и они стали тусклыми и серыми, старыми и усталыми. Он дернулся, казалось, от боли, потом отвернулся и посмотрел на тропу, тряся головой так, будто спорил сам с собой. Затем, медленно протянув дрожащую руку, очень осторожно коснулся колена Фродо — и это прикосновение было почти лаской. На краткое мгновение, если бы один из спящих мог увидеть это, то подумал бы, что видит старого, усталого хоббита, сморщенного от бесчисленных лет, которые унесли его далеко от его времени, от друзей и родственников, от полей и ручьев его юности, — старое, жалкое и измученное существо.

От этого прикосновения Фродо пошевелился и негромко вскрикнул во сне. Мгновенно проснулся Сэм. Первое, что он увидел перед собой, был Голлум, трогающий хозяина.

— Эй, ты! — грубо сказал Сэм. — Чего тебе надо?

— Ничего, ничего, — тихонько ответил ему Голлум. — Хороший хозяин.

— Ты прав, — согласился Сэм. — Но где ты был, старый негодяй? Где шлялся?

Голлум отодвинулся, и зеленый огонь вспыхнул под его тяжелыми веками. Теперь он был похож на паука, скорчившегося на согнутых лапах, с выпуклыми глазами. И ясное мгновение шло безвозвратно.

— Шлялся, шлялся! — свистел он. — Хоббиты всегда так вежливы, да уж. О, хорошие хоббиты! Смеагол провел их тайной тропой, никому не известной. Он устал, он хочет пить, да уж, пить. И он ведет их и ищет путь дальше, а они говорят «шлялся, шлялся». Ничего не скажешь, хорошие друзья, да уж, моя прелесть, очень хорошие!

Сэм почувствовал укол раскаяния, хотя и не очень сильный.

— Прошу прощения, — сказал он. — Мне жаль, но ты так неожиданно разбудил меня, а я не должен был спать. Это сделало меня немного резким. Но мастер Фродо устал, и я уговорил его вздремнуть. Так вот и получилось. Извини. Но где же ты был?

— Шлялся, — ответил Голлум, и зеленый огонь в его глазах продолжал гореть.

— Ладно, — сказал Сэм, — будь по-твоему. В конце концов, это не так уж далеко от истины. Теперь нам предстоит шляться вместе. Который час? Еще сегодня или уже завтра?

— Завтра, — ответил Голлум, — или было завтра, когда хоббиты легли спать. Очень глупо, очень опасно, если бы Голлум не шлялся поблизости на страже.

— Мне кажется, это слово уже становится для нас утомительным, — сказал Сэм. — Но не важно. Я разбужу хозяина.

Он осторожно убрал волосы со лба Фродо и, наклонившись, тихо сказал:

— Вставайте, мастер Фродо! Вставайте!

Фродо пошевелился, открыл глаза и улыбнулся, увидев склонившееся над ним лицо Сэма.

— Рано поднимаешь меня, Сэм, — заметил он. — Еще темно.

— Здесь всегда темно, — сказал Сэм. — Но Голлум вернулся, мастер Фродо, и говорит, что уже завтра. Пора идти. Последний переход.

Фродо глубоко вздохнул и сел.

— Последний переход! — взбодрился он. — Привет, Смеагол! Нашел еду? Отдохнул?

— Ни пищи, ни отдыха, ничего для Смеагола, — проворчал Голлум. — Шлялся он.

Сэм прикусил язык и промолчал.

— Не говори о себе так, Смеагол, — заметил Фродо. — Это неразумно, даже если это правда.

— Смеагол повторяет то, что услышал, — ответил Голлум. — Так сказал ему добрый мастер Сэмвайс, который так много знает.

Фродо взглянул на Сэма.

— Да, сэр, — сознался тот, — у меня вырвалось это слово, когда неожиданно проснулся и увидел его рядом. Я уже сказал ему, что жалею об этом, но скоро перестану жалеть.

— Давайте оставим это, — сказал Фродо. — Мне кажется, мы с тобой, Смеагол, должны принять решение. Скажи мне: сможем ли мы найти дорогу дальше. Ты сделал, что обещал, и ты свободен: можешь искать еду и отдых, можешь идти куда угодно, только не к Врагу. И однажды ты получишь награду от меня или от тех, кто будет обо мне помнить.

— Нет, нет, еще нет, — завыл Голлум, — о нет! Разве они смогут найти путь? Нет, не смогут! Скоро будет туннель. Смеагол должен идти. Нет отдыха. Нет пищи. Пока еще нет.

Наверное, Голлум был прав и действительно наступил день, но хоббиты не видели никакой разницы, разве что тяжелое небо стало менее черным и похожим на гигантский дымный купол. Взамен мрака глубокой ночи, оставшегося теперь в расщелинах и ямах, мир окутала серая мерцающая тень. Они направились — Голлум впереди, хоббиты бок о бок сзади — вверх по длинному ущелью между обветренными скалами и колоннами, стоявшими с обеих сторон, словно громадные бесформенные статуи. Не было слышно ни звука. Впереди, на расстоянии примерно в милю, высилась огромная серая стена, последняя на их пути горная преграда. По мере приближения она становилась все темнее и выше, пока не закрыла собой весь горизонт. Глубокая тень лежала у ее подножия.