Юлия Остапенко: Тебе держать ответ

— Квентин, кто знал о том, что ты поехал меня убивать?

Упоминание о неудавшейся вылазке заставило конунгова сына стиснуть зубы. Эд знал этот упрямый взгляд исподлобья — слишком хорошо знал. Он будто смотрелся в зеркало, и с каждой минутой ему делалось всё страшнее. Как? Господи, как я мог раньше не понять, не почувствовать? Алекзайн, проклятая ты сука, почему ты молчала?!

Он протянул руку и жёстко сжал плечо мальчика — перебинтованное плечо, — нарочно впившись в него пальцами. Квентин вскрикнул от боли и попытался высвободиться, но Эд не ослабил хватку.

— Слушай, — жёстко сказал он. — Смотри мне в глаза. Смотри! Я не собираюсь оправдываться перед тобой. Не сейчас, когда там люди бессмысленно убивают друг друга из-за тебя и из-за меня. Это твои люди, Квентин Фосиган, твой клан поклялся их защищать. Так что прекрати ломаться, словно девка, и отвечай: кто знал о том, что ты собираешься сделать?

— Никто, — выдохнул Квентин, морщась от боли. — Я взял доспехи отца. И знамя… нацепил простыню на древко… Потом велел открыть ворота. Стражники приняли меня за него…

— Проклятье! Даже я тебя за него принял! Готов поклясться, если бы твой отец знал, что ты замышляешь, он бы выпорол тебя… что следовало сделать давным-давно, когда ты повадился бегать по борделям.

Ещё не договорив, он вспомнил ту ночь — ночь, когда пошатнулось безоглядное доверие, которое испытывал к нему конунг. Ночной убийца, Ланс Ортойя, неизвестный юноша, которого Эд стащил с коня — у юноши были странно знакомые глаза, но до того ли ему было тогда…

«Я думал, что я один в ответе за всё, а потому держу всё в руках. Но был ещё Квентин. Квентин всё это время был рядом. И это он держал в руках меня… хотя и не знал об этом».

— Как ты собирался вернуться в замок?

— Никак. Я знал, что меня убьют, — надменно сказал Квентин и посмотрел на Эда с внезапной холодностью — гордый пленник, сохраняющий достоинство даже на допросе. Глупый задиристый щенок. Эд отпустил его плечо.

— Квентин, я должен попасть в замок и увидеть твоего отца. Мне нужно поговорить с ним. Немедленно. Ты должен провести меня.

— Я не…

— В замке наверняка есть тайный ход. Ты его должен знать.

— Не знаю я никаких ходов, — огрызнулся Квентин, отворачиваясь.

Эд снова его встряхнул.

— Прекрати вести себя, как ребёнок! Говоришь, ехал на смерть? А сколько смертей ты принесёшь, если твоя затея провалится — об этом ты подумал?!

— Ты убил Магду!

— Я не убивал Магду! — закричал Эд. — Господи! Я никого никогда не хотел убивать, как же вы все понять-то это не можете?! Если бы можно было иначе — я бы делал иначе! Но выбора у меня нет! И не было никогда!

— У меня тоже! — выкрикнул Квентин и вдруг осёкся.

Эд поймал направление его взгляда и молниеносно обернулся, вызвав новую вспышку острой боли в раненой шее. Он ждал нападения — и потому замер, когда увидел, кто стоит у порога.

— Лорд Адриан, эта леди говорит, у неё к вам дело срочное, — сказал стражник.

Эд встал. Он не сказал ни слова, но стражник всё понял и, кашлянув, опустил полог палатки.

Лизабет Фосиган, в сером плаще, прикрывавшем её мятое платье, в накинутом капюшоне, скрывавшем растрепавшиеся рыжие волосы, с отчаянием, потрясением, мольбой переводила взгляд с Эда на своего брата.

— Как видишь, он жив, — после молчания, длившегося дольше, чем позволяло милосердие, сказал Эд. — Можешь его потрогать, если не веришь.

Она сорвалась с места, кинулась к Квентину и упала рядом с ним на колени, дрожа, плача, целуя его руки. Тот растерянно коснулся головы сестры, никогда прежде не проявлявшей к нему столь бурных чувств; капюшон соскользнул, и Квентин неловко, неуклюже погладил Лизабет по взлохмаченным волосам.

— О Гилас! — ткнувшись лицом в его бедро, прорыдала Лизабет. — Квентин! Что ты натворил? Почему не спросился отца? Как ты…

— Не надо, — прошептал тот. — Перестань, Лиз, слышишь, прекрати. Он смотрит.

Эд и вправду смотрел. Смотрел на женщину, которую использовал, которой позволял использовать себя, которой сломал жизнь и от мести которой едва не погиб. На эту изнеженную, взбалмошную, капризную девчонку, которая пришла к нему сквозь разделявший их ад битвы. Он смотрел и ждал, чтобы она сказала, зачем пришла.

Она ещё какое-то время всхлипывала, потом утёрла щёки ладонями, размазав слёзы. Утром, не предвещавшим никакой беды, она успела накраситься, и на скулах у неё остались потёки макияжа.

— Я к тебе от отца, — сказала Лизабет Фосиган. — Он зовёт тебя.