— Что с вами случилось, мой конунг?
Он спросил это без злорадства. Лорд Грегор почувствовал это, и левая сторона его рта растянулась в подобии прежней улыбки.
— Со мной случился ты… лорд Адриан Эвентри. И мой сын, который был так же глуп, как я сам.
— Он поумнеет. Я обещаю вам это.
Отяжелевшие веки конунга опустились, долгое мгновение спустя снова поднялись, с мучительным трудом, словно шевелить ими было для лорда Грегора непосильной задачей.
— Ты хочешь сказать, что он… жив?
— Он жив, мой лорд. И останется жив. В этом я вам клянусь… моими братьями Ричардом и Анастасом, и моим отцом.
Клокочущий, влажный, надрывный звук, вырвавшийся из приоткрытого рта конунга, не мог быть смехом. Эд смотрел на этот рот и чувствовал, как взмокают волосы на затылке.
Он наконец понял.
Лорд Грегор услышал — а, более вероятно, увидел, придя слишком поздно, — как полдюжины стрел впивается в тело его единственного сына. Увидел, как Квентин падает с коня и как Адриан Эвентри, чудом выживший после предательского удара, забирает его тело и уносит с собой.
Когда Грегор Фосиган увидел это, его разбил удар.
«Всё из-за меня, — подумал Эд. — Я хотел вам смерти, мой лорд, но не такой».
— Слава богам, — сипло сказал конунг. — Слава Гилас, слава Тафи, слава Гвидре Милосердному. Он тяжело ранен?
— Не так тяжело, как мог бы. Он поправится.
— Что же, — сказал Фосиган после долгой тишины. — И меня не минул этот жребий. Терять наших детей — это то, на что мы сами себя обрекаем, когда берёмся забрать себе мир… Ты отнял у меня Магдалену, а теперь и Квентина.
— Вы не потеряете Квентина. Я…
— Что? Сделаешь его своим септой? Фосиган — септа Эвентри? — конунг снова засмеялся одной половиной рта, но смех на этот раз сразу смолк. — Это даже не так абсурдно, как могло бы показаться… прежде. Дай мне воды.
Эд налил в чашу воды из кувшина, стоящего на столике, и поднёс к перекошенным губам конунга. Когда он служил у мастера Киннана в Фарии, ему приходилось прислуживать больным, и он умел ухаживать за парализованными, поэтому ни пролил ни капли.
— У тебя ловкие руки, — сказал конунг, откинувшись снова на подушку. — Всегда были. Что ты будешь делать теперь, Эдо? Ты впрямь думаешь, что сможешь удержать всё это? — он слабо махнул рукой, снова правой, от того жест вышел коротким и жалким. «Он прав, — подумал Эд, — только это-то я и держу в своей власти. Только эту комнату, эту постель, этого умирающего на моих руках старика. Только это… и это так много, что он прав: я вправду не знаю, как мне быть».
— Я постараюсь, — тихо ответил он наконец.
— Зачем? — глаза Фосигана снова заблестели, он слегка приподнялся, жадно всматриваясь Эду в лицо. — Скажи, если ты хочешь власти, почему не добивался её, будучи рядом со мной?
— Мне не власть нужна.
— А что же тебе нужно?
— Вы всё равно не поймёте.
Фосиган ещё минуту смотрел на него.
— Как там Верхняя стена?
— Пока держится.
— Да, я отправил туда Ортойя… того самого Ортойя, которого ты так старался извести. Он хорошо показал себя в битве при Кадви, и он не сдаст тебе Верхний город.
— Я знаю. Я хочу, чтобы мне его сдали вы.
Конунг не стал смеяться. Только улыбнулся, так слабо, что губы едва шевельнулись, и от того улыбка была действительно похожа на улыбку, а не на изуродованный параличом оскал.
— Я уже сдаю его — видишь? Мои лекари сказали, я вряд ли доживу до утра. А если и доживу, то что это за конунг, валяющийся в койке, когда враг берёт его замок… Я не конунг больше. Ты добился, чего хотел. Но если ты думаешь, что победил, Эдо, то я огорчу тебя.
Его глаза вновь сверкнули, слабо, но хитро, торжествующе, и Эд наконец понял, зачем этот человек позвал его к своему смертному одру. «Он ненавидит меня, — подумал Эд. — Меня и весь мой клан. Он всегда ненавидел нас».
Он не шевельнулся, когда Грегор Фосиган положил багровую, но по-прежнему сильную ладонь ему на руку и стиснул её с такой силой, что Эд задержал дыхание. Это не было рукопожатием — скорее, попыткой причинить всю возможную боль, какую только мог причинить умирающий старик молодому и сильному мужчине.
— Ты не отдаёшь себе отчёта в том, что начнётся, когда ты победишь. Думаешь, посадят тебя на трон — и дело сделано? Знаю, к тебе пришли бонды, септы Одвеллов, даже мои септы… но не все. Далеко не все. Ты сумел посеять смуту даже в Анклаве, проклятый Шион дошёл до Нижних ворот, прежде чем верные жрецы Гилас схватили его и разогнали чернь, которую он поднял. И ты думаешь, после гибели моего клана они вот так просто придут к тебе на поклон? Нет, мой милый Эдо. Ты ввергнешь Бертан в новую войну, ещё кровавее прежней. Потому что юг под моей пятой сидел смирно, но теперь взбаламучен и он. Ты станешь мной, ты запрёшься в этих стенах и будешь смотреть, как они дерут глотки друг другу. И всё повторится заново. Слышишь, с тобой будет то же, что и со мной! Если бы могло быть иначе, я бы сделал это сам.
Читать дальше