Юлия Остапенко: Знает голая ветла

Когда лёд проломился и я камнем пошла ко дну, мир исчез. Не было больше мира, только чёрный холод, хлынувший в горло. Я билась, извивалась, а когда удавалось вынырнуть – кричала, но я была одна. Вода тащила меня вниз, я колотила ногами в прозрачную крышку своего ледяного гроба и знала, что я одна, что меня бросили здесь умирать. Я цеплялась пальцами за бритвенно-острую кромку льдины и снова срывалась со скользких от крови краёв. Когда я выбралась, все мои спутники были мертвы. Я отползла к берегу, рухнула наземь и ткнулась мокрым лицом в снег, и уже тогда чувствовала, знала, что выжила только я. Нас всех обрекли на смерть, и пришла она оттуда, откуда мы ждать её не могли. Никому прежде не удавалось сделать с нами такое. Никто прежде на это не осмеливался. Никто прежде не понимал, что это возможно.

Почти возможно. Ведь я всё ещё жива, хотя ты и не знаешь об этом. Но я жива.

И я тебя найду.

– Садись! Ну же!

Девчонка смотрела на него в нерешительности, мялась и то прятала взгляд, то нерешительно косилась на молодого, сильного, красивого мужчину, который протягивал ей руку ладонью вверх. Мужчина смотрел на девчонку и улыбался, открыто и ясно. Он был счастлив, и ему хотелось любить весь мир и помогать каждому встречному, а это редкое качество, и он уже привык к тому, что сперва его помощь принимали с подозрением. Это так странно, удивлялся мужчина про себя, неужели и мой народ столь непривычен к чужой доброте, к бескорыстию? Неужели и того, и другого они видят так мало, что и поверить-то недосуг?

– Садись!

Девочка вздохнула и уцепилась в его запястье. Мужчина широко улыбнулся и, подхватив её, одним махом усадил в седло за своей спиной. Малышка пошатнулась и испуганно вцепилась в его плечи, тесно прижавшись грудью к широкой спине воина.

– Высоко, – прошептала она и зажмурилась. Мужчина расхохотался.

– Привыкнешь, – заверил он и пустил коня шагом. Девчонка задрожала: впервые небось едет верхом, да и, правду сказать, жеребец у воина был рослый и резвый, тут и у опытного наездника дух захватит. Эх, пустить бы его теперь вскач, чтоб только щебень из-под копыт да ветер в лицо и чтоб вёрсты свистели мимо, будто мгновения… чтоб всё ближе, ближе, ближе к ней, и ни одного вздоха больше даром не терять. Видят боги, он уже столько их потерял.

Но он был не один: за его спиной сидела маленькая оборванная бродяжка, заблудившаяся в незнакомых краях, и теперь он за неё отвечал.

– Не страшно одной по миру бродить?

– Страшно, – сказала девочка. – А что остаётся-то?

У неё был гладкий выговор, белые руки и тонкие черты лица. Нищая, но не крестьянка.

– Откуда ты сама?

– Не знаю, – сказала девочка. – А ты?

– Из далёких земель, – ответил мужчина, мечтательно глядя на горизонт. – Из края тысячи озёр и сотни морей…

– Где вечная весна? – фыркнула девочка.

– Вечной весны нигде не бывает, малышка. В моей земле бывают и зимы, и бури. Но всё равно это лучший край на всём белом свете.

– Что же ты уехал оттуда, если там так хорошо? Ах, погоди, я дура… вам же, прекрасным рыцарям, положено бродить по свету в поисках дракона, который согласится уделить вам внимание.

Её тон ему не нравился. Но мужчина был счастлив, а счастливые люди милосердны.

– Зря ты так говоришь, девочка. Я не прекрасный рыцарь, моё положение в моей стране таково, что я не могу позволить себе разъезжать по миру в поисках случайной славы. У меня множество других дел.

– Стало быть, с важной миссией путешествуете, – уважительно сказала девочка, и воин не сразу понял, что она издевается.

– Откуда ты такая? – обернувшись к ней, поинтересовался он. – Вижу, что пронырлива и неглупа, как же оказалась в лохмотьях посреди дороги?

– Тебя ждала, – сказала девочка и ткнулась лицом ему в спину.

Мужчина рассмеялся.

– Что ж, может статься, что и так. Я как увидел тебя, так душа во мне запела, поверишь ли?

– Запела? – переспросила девочка.

Мужчина рассеянно взъерошил ей волосы.

– Коли и впрямь судьба мне на этот раз улыбнётся, то ты мне счастье принесёшь, – задумчиво проговорил он. – Ты седьмая моя попутчица… в этот раз.

– В этот? – повторила девочка и, не дожидаясь ответа, переспросила: – Так куда же ты едешь?

Воин улыбнулся мечтательно. Прежде он никому на этот вопрос не отвечал, но эта девочка действительно была седьмая, а ещё он был счастлив, и счастлив отчасти потому, что она была седьмой.