Юлия Остапенко - Королевская охота

Человек брёл по равнине. Уже не бежал, даже не трусил – просто тащился, валясь через каждые пять шагов, но всякий раз поднимался снова. Падая, он почти сливался с землёй, и приходилось напрягаться, чтобы не потерять его из виду.

– Снимешь? – не отнимая ото лба приставленную «козырьком» ладонь, спросил я. Солнце стояло в зените и слепило глаза.

Илья вскинул винтовку на плечо. С минуту водил стволом над пропастью, у которой мы стояли, потом покачал головой.

– Слишком далеко.

Хотелось сплюнуть, но было слишком жарко – даже для нас. Далеко на западе грудились куцые чёрные облачка, но ветер дул с моря, и их несло мимо.

– С-сука, – уныло выдавил Илья. – Надо было сразу в обход.

– Не понимаю, – сказал Дэвид.

– Чего?

– Что он делает.

Я молча протянул руку. Дэвид так же молча вложил в неё бинокль. Все мы слишком устали и были слишком злы, чтобы комментировать ситуацию. Впрочем, с последним замечанием Ильи я был согласен.

Даже сквозь окуляры бинокля человечек казался не существенно ближе. Зато его вид меня откровенно порадовал. Он и вчера выглядел неважно, как и его дружки, когда мы навели немного шухера в их лагере – если так можно назвать кусок брезента, натянутый на стальные пруты. «Лагерь» примостился под карнизом утёса, смешно сказать, всего в каких-то тридцати милях от Мегаполиса. Я сперва не поверил даже, когда в понедельник утром Илья примчался с новостью. Бледняки и раньше выползали из своих убежищ – с упорством, достойным лучшего применения, – временами скучивались на поверхности, но никогда ещё не подходили к Мегаполису так близко. Хотя год или два назад я слышал что-то об одном, подобравшимся, якобы, к самой стене. Но то был псих-одиночка, прирождённый камикадзе.

А этот хмырь, ползущий меж утёсов со скоростью полудохлого таракана, являл собой образец неодолимой любви к жизни. С его приятелями мы разобрались за две минуты – хватило автоматной очереди, пропущенной сквозь брезент. Потом проверили: шестеро мужчин, две женщины. Возраст не определишь – бледняки все, как один, выглядят на шестьдесят, хотя мало кто из них доживает до двадцати. И наша роль в этом не сказать что велика – если их не убьём мы, это всё равно сделает солнце. И то, что их предки называли радиацией.

Но, надо отдать бледнякам должное, некоторые из них держатся на удивление стойко. Чаще, конечно, они дохнут в первый же год после рождения, хотя для меня вообще загадка, как они в таких условиях умудряются производить себе подобных. Это мало похоже на инстинкт продолжения рода – их род не приспособлен для выживания в нынешнем мире. Но, поди ж ты, плодятся и размножаются, как и было завещано. Некоторые даже выходят на поверхность, и выглядят при этом вполне недурно. На телах, которые мы осмотрели вчера, почти не было признаков лучевой болезни, которая сражает бледняков задолго до смерти. Голоногие, беззубые, кое-кто с язвами на открытых частях тела – но только и всего. Они держались ого-го и протянули бы ещё, может статься, не один год, если бы не подоспели мы.

И, подумать только, всего тридцать миль до стены.

Но одного мы всё же упустили. Вернее – отпустили. Он выжил чудом – видать, справлял нужду в стороне от тента, как раз когда мы нагрянули. Илья хотел его пристрелить, но я не дал. Во-первых, это неспортивно. Во-вторых, учитывая обстоятельства, недурно было бы проследить за ним до бункера. Я знаю, власти не придают бледнякам особого значения, и вряд ли можно убедить правительство организовать полноценную облаву… но, чёрт подери, тридцать миль.

Потому мы и дали человечку три часа форы – как раз пообедали и прикинули дальнейший план охоты. А потом пошли по следу.

Кто ж знал, что гад окажется таким изворотливым.

Он неплохо знал местность, петлял, будто заправский лис, то и дело отсиживался в укромных местечках, которые сходу не отличишь от простого завала булыжников, и упорно не давался в руки. Скрыться от нас он не мог, но и нам ни разу не удалось приблизиться к нему на расстояние выстрела. В первый день это только добавляло азарта. Но потом Илья начал гундосить, что-де зря мы отправили Ноаха с машиной в город, и какому только дебилу пришла в башку эта гениальная идея. «Тебе», – напомнил я, и он зыркнул на меня так, что я не стал припоминать ему его же слова – дескать, настоящая охота должна быть пешей. Конечно, мы могли вызвать машину или вертолёт по рации в любое время, но это означало бы, что мы спасовали. И перед кем? Перед этой хлипкой гнилушкой, ползущей от нас на брюхе? Даже не смешно.