Олег Будилов - По дороге к высокой башне (СИ)

Теперь каждый день я истово молился и очень надеялся на то, что боги усмирят степь и мирная жизнь продлится еще немного, по крайней мере до тех пор, пока я не состарюсь и не умру естественной смертью. Я никогда не понимал, как можно молиться сразу за всех, за процветание целого города или за здоровье жителей долины. Когда просишь только за себя можно со временем понять помогли тебе высшие силы или нет. Например, попросишь, чтобы в супе тебе попался кусочек мяса и однажды он там окажется. Пусть и не сразу, но все-таки. А как узнать услышали тебя боги или нет, когда просишь за всю страну? Может быть в столице что-нибудь и изменилось, а у нас в монастыре нет. И все-таки боги меня не услышали. Может быть я неправильно молился, а может быть в шуме ветра они не разобрали мой тихий голос.

После разговора с Химоном прошло несколько дней. Мой страх перед кровожадными варварами начал проходить, как вдруг однажды на взмыленной лошади из степи примчался всадник и заколотил нагайкой в ворота. Его сразу впустили. Судя по узорам на халате и по заостренным носкам сапог к нам прибыл посланник великого хана. Выглядел он усталым, видимо скакал не один день, длинные волосы спутаны, лицо в пыли. Гонец с трудом слез с лошади и направился к храму, в руках он держал кожаный мешок. Его провели в трапезную и послали за владыкой. Я подметал двор у восточной стены, поэтому мне было хорошо видно через узкое окошко, как появился понтифик, как он вздрогнул, услышав короткий рассказ гонца, как схватился за грудь, когда кочевник развязал тесемки мешка и показал ему то, что находилось внутри. Разговор со степняком занял всего несколько минут. Посланник бросил мешок на стол, без всякого почтения развернулся и вышел. Мне показалось, что владыке стало плохо, потому что сопровождавшие его монахи загалдели, подхватили старика под руки и куда-то увели. Меня распирало от любопытства. Что привез посланник? Почему монахи так забеспокоились? Я прислонил метлу к стене и юркнул в маленькую потайную дверь, которую использовали уборщики. Даже у таких недостойных червяков, как подметальщики были свои секреты. В трапезной не было ни души. Я в два прыжка оказался у стола, схватил мешок и заглянул внутрь. В нос ударил тошнотворный запах. В мешке лежала отрезанная голова любимого лекаря верховного владыки.

После того, как гонец уехал в стенах монастыря поднялась невероятная суматоха. Сначала шесть раз ударил маленький колокол созывая к владыке монахов шестого круга. Я с удивлением смотрел, как почтенные старцы семенят к храму. Приученные ходить медленно и с достоинством сегодня они спешили изо всех сил, смешно перебирая слабыми кривыми ногами, многие опирались на сучковатые палки. Видеть это было так непривычно, что несколько младших послушников прыснули со смеху самым неприличным образом.

Убирая двор, я старался не смотреть на окна трапезной. Страшный мешок все еще лежал там на одном из столов. Вспоминая пережитый ужас, я понимал, что надолго запомню пустые глаза мертвеца и кошмарный запах. За что кочевники убили лекаря? Неужели он не смог помочь хану? Что же теперь будет?

Когда колокол прозвонил для монахов четвертого и пятого круга я перестал махать метлой и удивленно уставился на колокольню. Это что же получается, старики еще не вышли, а звонарь уже зовет следующих братьев? Такого в монастыре еще не случалось. Все важные новости владыка обсуждал только со старшими, а уже они потом рассказывали остальным то, что считали нужным. Никогда прежде на совет не приглашали представителей разных кругов. У каждого в монастыре были свои обязанности, каждый из нас знал свое место и собраться вместе мы могли только во время общей молитвы или в трапезной.

«Может быть владыка решил отслужить молебен по невинно убиенному лекарю? — подумал я и почесал затылок, — но тогда позвали бы и нас. Да и не стал бы он так стараться ради простого лекаря — не велика птица».

Если бы я только мог проникнуть в общую залу! Там тоже была потайная дверь и даже, наверное, не одна, но кто же даст от нее ключ сопливому уборщику. В предвкушении чего-то страшного и необычного засосало под ложечкой. Меня распирало от любопытства, поэтому я отставил надоевшую метлу, поднялся по лестнице, ведущей на стену и затаился в тени сторожевой башни, отсюда хорошо просматривался весь двор. Пусть меня накажут за то, что оставил работу, зато, когда монахи выйдут из храма, я все увижу своими глазами и не пропущу ничего важного. Похоже многие послушники рассуждали так же, как я, потому что они тоже стали бросать свои дела и подходить к центральной лестнице.