Дэвид Геммел - Вечный ястреб

— Это черта всех старых охотников.

Мэг подала мужчинам горячую овсянку в деревянных мисках, нарезала толстыми ломтями ржаной хлеб, поставила на стол солонку. Принесла из кладовой свежесбитое масло и густое ягодное варенье, села на свой стул у огня и стала довязывать распашонку для малыша.

Мужчины молча поели. Касваллон, отодвинув миску, спросил:

— Как там парнишка?

Мэг подняла серые глаза от вязания. Слух о спасении мальчика разошелся уже по всему Фарлену. Горцы, зная Касваллона, не удивлялись этому. Сама Мэг тоже не удивлялась, но беспокоилась. Доналу, их сыну, всего-то четыре месяца, а ее неугомонный муженек взял и завел себе другого, намного старше.

— Он сильный и поправляется с каждым днем, — ответил старик. — Но жизнь была с ним сурова, и он всех в чем-то подозревает.

— В чем именно?

— В самых дурных намерениях. Он сирота, и ему приходилось воровать, когда он жил в городе. Тяжело ребенку расти без любви, Касваллон.

— Без любви всем тяжело. Но он полз чуть ли не два часа, несмотря на свои раны, и заслуживает того, чтобы начать новую жизнь.

— Страх перед аэнирами не оставляет его до сих пор.

— Ничего удивительного, я сам их боюсь, — вполне серьезно проговорил Касваллон. — Они кровожадны и возьмутся за кланы, когда победят низинников.

— Знаю, — согласился Оракул, глядя ему прямо в глаза. — Их намного больше, чем нас, и они закоренели в сражениях и убийствах.

— Война в горах — дело иное. Они хорошие воины, но при этом все равно остаются равнинными жителями. Кони не принесут им пользы в зарослях папоротника и на каменных осыпях, а длинные мечи и топоры станут помехой.

— Это верно, но как быть с нашими домами в долинах?

— Надо сделать так, чтобы они туда не прошли, — пожал плечами хозяин дома.

— Вы так уверены, что они нападут? — поинтересовалась Мэг. — Что им здесь может понадобиться?

— Они, как все завоеватели, и других считают такими же, — пояснил Оракул. — В кланах они видят угрозу — опасаются, что мы хлынем с гор на равнину и начнем убивать их. Но время у нас еще есть. Не все нижние армии побеждены, не все города взяты. А после, закончив войну, аэниры привезут свои семьи с юга и примутся строить собственные дома и селения. Даю им на это три года или чуть меньше.

— Ты злой вещун, старик, вот ты кто, — сердито бросила Мэг. Ее хорошее настроение исчезло бесследно.

— Я не всегда был таким, моя девочка. Когда-то я был силен, словно бык, и ничего не боялся. Теперь кости у меня как сухие палки, а мышцы как пергамент, и я побаиваюсь. В свое время Фарлен мог собрать такое войско, что никто не посмел бы сунуться в горы, но мир не стоит на месте…

— Пусть завтрашний день сам заботится о себе, дружище, — сказал Касваллон, положив руку на плечо старику. — Будем мы тревожиться или нет, это ничего не изменит. Мэг верно сказала: незачем предвещать беду. Пошли погуляем, чтобы еда утряслась. Не будем путаться у Мэг под ногами.

Оракул, поднявшись из-за стола, поклонился хозяйке и поцеловал ее в щеку.

— Извини. Обещаю больше не каркать у тебя в доме — во всяком случае, пока.

— Ступай уж. — Мэг встала и обняла старика. — Здесь тебе всегда рады, помни только, что у меня на руках малый ребенок, и не пугай меня.

Посмотрев, как оба идут через пастбище к ближнему лесу, Мэг убрала посуду и вымыла ее в лохани у очага. Приласкала спящего ребенка, поправила ему одеяльце. От прикосновения матери он проснулся, высунул пухлый кулачок, зевнул. Мэг дала ему грудь, замурлыкала песенку. Когда мальчик поел, она прислонила его к себе и стала растирать ему спинку. Он рыгнул так основательно, что мать рассмеялась и сказала:

— Придется нам вскоре заняться твоими манерами. — Она снова уложила Донала в люльку, и он тут же уснул.

На кухне Карен переливала молоко утреннего надоя в каменную баклагу. Прошлой зимой эта девочка осиротела. Ей было всего пятнадцать, замуж она по закону могла выйти лишь через год, и лорд-ловчий Камбил послал ее помогать Мэг в первые месяцы после рождения Донала. Она, собственно, находилась здесь в услужении, но по горному обычаю называлась «дитя гор», и в доме к ней относились заботливо и любовно, как к дочери. Карен не отличалась красотой, но была живой, сильной и расторопной, а частая улыбка делала ее длинное, тяжеловатое лицо милым и привлекательным. Мэг успела к ней привязаться.

— Бет опять молоко зажимает, — сказала Карен. — Наверняка из-за проклятой собаки Болана, которая ее за ногу цапнула. Пусть Касваллон поговорит с ним.