Но привыкание к свету — это лишь первая ступень. Кто-то не выдерживал непривычного простора, забиваясь в каждую расщелину или в плотный строй товарищей. Лишь бы не оставаться один на один с бесконечным пустым пространством, ограниченным лишь далекой линией горизонта и голубым куполом неба. Этих тоже никто силком не выталкивал из пещер. Шахтеры, строители, ремесленники нужны были всегда. Как и жрецы Камня. Служителей Каррутуга набирали только из тех, кто всю жизнь провел в благословенной темноте родных пещер. Наружу выходили лишь воины и уже подготовленные и обученные жрецы, неофиты веками набирались мудрости и опыта в самых глубоких гномьих пещерах. Как их учили преодолевать страх перед светом и простором, Дараг не знал и сам.
С похожими проблемами явно столкнулись и гномоэльфы. Дарага уже коробило от столь неудачного наименования, но он не мог предложить ничего лучше.
— Гнэльфы, — простонал у него за спиной гоблин.
На несколько мгновений остолбенев от неожиданности, Дараг обернулся к Ырху. Тот снова сидел на камне. Охотник сильно сжимал руками голову, словно пытаясь не дать ей разорваться на части. Маленькое лицо от нестерпимой боли свело в уродливую гримасу. Плач вышедших из пещеры "гнэльфов" добивал несчастного гоблина, но тот даже не пытался бежать. По щекам Ырха потекли крохотные слезы, но он лишь крепче стиснул голову и сжал обескровленные губы.
"Пусть будут гнэльфы" — подумал Дараг, прокатывая по языку новое слово. Оно показалось ему гораздо более подходящим и благозвучным. А маленький гоблин, похоже, очень хорошо чувствовал чужие переживания или даже мысли. За что и расплачивался.
Не понимая, зачем он это делает, Дараг положил руку на плечо Ырху и тут же, негромко вскрикнув, убрал ее. На секунду он разделил ту боль, которая накрыла гоблина. Даже не боль, а ее жалкий отзвук, переданный через легкое касание. Но хватило и этого. Мир вокруг на мгновение преобразился.
Он услышал Плач. Безумный, дикий, опустошающий стон издавала каждая фигурка в темном балахоне, бродящая ныне по поляне. Каким-то неведомым образом гном понял, что Плач этот не сопровождается потоками слез, а оттого звучал он еще безотраднее и отчаяннее. Гнэльфы потеряли кого-то важного. И это были не сородичи, погибшие в битве с чужаками. О тех забыли сразу, как только их тела упокоились в желудках выживших. Не пропадать же хорошему мясу.
Скорбели же они по еще одному чужаку, такому странному и такому доброму. Внутри у него была огромная дыра, словно кто-то вырвал половину его сущности, оставив вместо нее зияющую пустоту. Но он все равно нашел в себе силы, чтобы протянуть им руку помощи. А теперь… теперь его нет.
Две фигурки скрылись в кустах, где лежали тела убитых Альвейном лучников. Но вскоре они вернулись — оставленные эльфом трупы не годились для их неведомых целей. Мертвецов просто стащили в кучу рядом со входом в пещеру. Гном понял, что и этих пустят на какое-нибудь нужное дело. Например, на ужин. Но гнэльфы искали не еду…
Осмотрев и собрав все тела — лишь к останкам жреца Плачущего так никто и не приблизился — фигурки застыли на месте. Дараг, как ему показалось, уловил отзвуки безмолвного разговора. Словно легкий ветерок пронесся над поляной и затих где-то в подгорной глубине. Пришел ли оттуда ответ, Дараг так и не понял, но гнэльфы, подобрав одно тело, наименее пострадавшее в битве, удалились в пещеру. Гном с гоблином снова были проигнорированы. Груда трупов у входа так и осталась лежать, ей собирались заняться позже.
Ырх облегченно вздохнул, убрал руки от головы, смахнул слезы, погладил ожерелье из ушей, висящее на груди, и довольным голосом произнес:
— Успеть.
* * *
К тому времени, как Дараг вернулся в лагерь Испытующих, ставший теперь приютом их причудливого отряда, разговор эльфа и шрука уже закончился. Спигр деловито стирал в ручье свои испачканные одеяния. На его счастье, церковники обосновались рядом с водой. На худом теле Вайса гном ясно видел каждое ребро, выпирающее из-под пожелтевшей кожи. Жизнь с гнэльфами и последующий плен дались жрецу Плачущего очень тяжело. А может, он уже и пришел сюда таким — усталым от жизни физически и сломленным морально.
Альвейн неловкими движениями тупого топора пытался соорудить себе приличный костыль. Эльфу надоело, что ему постоянно кто-то помогает идти. На переселившегося в более слабое тело шрука рассчитывать в дальнейшем не стоило, и он взялся самолично облегчить себе жизнь. В отличие меча, буквально порхающего в его руках, владение топором давалось Альвейну с гораздо большим трудом.
Читать дальше