Дмитрий Напольских - Общее дело

Так прошло несколько месяцев, а потом пришло неожиданное известие, что с эльфами заключен мир. А еще через какое-то время гномы начали собирать отряд для участия в совместном походе. Дараг — на мгновение очнувшись после очередного приступа меланхолии — сразу же записался в него добровольцем. До последнего он боялся, что ему откажут. К его удивлению, отказа не последовало. Ему даже сохранили звание и дали под командование сотню, которую Дараг сразу же принялся гонять и готовить к скорым сражениям.

Но забыть пережитое у него не вышло. С первого дня похода Дарагу снились лишь три вещи, заставляя почти каждую ночь просыпаться в холодном поту. Позор, пережитый гномом в пещере Великой Праматери, с каждым разом обраставший новыми пугающими подробностями, то ли реальными, то ли выплывшими из неведомых глубин подсознания. Нарциссы, невесть откуда взявшиеся в голове Дарага и представавшие в столь различных, порой противоестественных обличьях, что он начал видеть их в любых попадавшихся ему цветах, но само слово гном запомнил крепко-накрепко. И та эльфийская деревенька, в которой его ребята славно повеселились. Дригарди…

До следующего утра гоблин дожил вполне благополучно, чем несказанно удивил отлично выспавшегося Дарага. Да, выглядел пойманный ими зеленокожий не лучшим образом: мешки под глазами, посеревшая кожа, испуганный взгляд. Видно, что ночью Ырх так и не уснул, справедливо опасаясь подвоха со стороны лже-мурха. Но, несмотря на недосып и усталость, выглядел он вполне живым и бодрым.

Пока остальные продолжали спать — хотя насчет Спигра Дараг был не до конца уверен — гном подсел к гоблину, угостил того размокшей галетой, а потом задал очень интересовавший его вопрос.

— Ты где наловчился так ругаться? — спросил Дараг Ырха, торопливо дожевывавшего кусок хлеба.

Пленник заинтересованно воззрился на гнома. Тот так же пристально уставился на зеленокожего охотника.

— Ты же и двух слов связать не можешь! А такие обороты несколько раз закручивал, что даже у меня уши краснели. Похлеще, чем от Большого подгорного загиба, когда я услышал его в первый раз! А ведь тогда я был простым ротуком. И кто же тебя научил так ругаться?

— Ругаться?! — гоблин выглядел таким пораженным, что из глаз пропало выражение страха. — Ругаться — плохо! Ругаться — пороть. Подгорный козел — пороть. Шелудивый крыса — пороть. Мама пороть. Луком. Больно! А вождь — тыкать. Копьем. Попа. Очень больно!

— Хм… Что же тогда за слова ты говорил, а, морда зеленая? — гном протянул пленному охотнику флягу с водой.

Тот жадно припал к горлышку и враз осушил емкость наполовину. Если бы Дараг не вырвал флягу из тонких, но неожиданно сильных рук, то гоблин вылакал бы ее до дна.

— Ну, так что же это?

— Песня! — Ырх облизнул губы и с жадностью поглядел на флягу. Он хотел еще.

— Песня?! — удивленно воскликнул гном и одним глотком допил воду. Гоблин сразу погрустнел. — Мать моя гномомать! Что еще за песня?!

— Хороший строчка, — похвалил Ырх Дарага. — Вставить песня. Надо. После позорный тупой волк, познать радость любви с три вшивый писающий горный барс под луна, — последние слова гоблин пропел, порадовав гнома неплохим альтом. — Дудка надо. Совсем хорошо. Мать моя гномомать!

Дарагу очень захотелось вломить гоблину латной перчаткой по лицу. Но тот выглядел таким довольным, искренним и невинным, что гном сдержался.

— Вбить тебе в глотку твою дудку, провернуть три раза в кишках, пока печень не лопнет, а потом сыграть на ней предбоевое построение, не вынимая… — пробормотал гном.

— Сношать дудка трех поганых туров насквозь, вставить в твоя глотка и влить тухлая моча три вшивый писающий горный барс из первый строчка! — глаза гоблина загорелись азартным огнем.

— Да ты чего? — Дараг от удивления поперхнулся. — Это же чистой воды ругань. Какая это песня?

— Красивый песня! — гордо воскликнул Ырх. — Акын хвалить. Всегда! Ругань — другое. Подгорный козел — ругань! Пороть! Шелудивый крыса — ругань! Пороть! Писающий подгорный козел, сношать какающий шелудивый крыса через дудка — песня! Хвалить! Еда! Тепло! Красивый девушка… — тут гоблин немного погрустнел.

Видимо, с красивыми девушками у него не получалось так же просто, как со всем остальным. То ли мастерства не хватало, то ли не ценили гоблинки высокое искусство…

— Эта брань у них песней зовется, — задумчиво проговорил Дараг, разглядывая воодушевленного гоблина. — А чего это ты петь начал, когда в ловушку попал?