Елена Чудинова - Лилея

— И тогда тебя освободили наконец? А как ты встретился с Сириным?

— Не спеши, Нелли. Я сказал, что дело мое убыстрило ход, но не говорил, что его направление осталось благоприятным. Не ведаю почему, но чиновник сей оговорил меня. Быть может сделал он сие из низкой обиды, что другой человек выйдет на свободу, когда ему самому таковой не видать. Бог ему Судия. Показал сей нещасный, будто бы санкюлоты в разговорах с ним поминали меня как друга давно их поджидающего, чей адрес утерян лишь случаем.

— Мерзавец! Сама б его убила!

— Нелли-Нелли, никогда ты не станешь взрослою до конца. Забудь, изменник довольно наказан и без нас. Итак, был я судим и осужден. Теперь путь мой лег из столицы в Сибирь, где надлежало мне быть заточенным в глухой острог. Поверь, теперь изо всех сил тщился я совершить побег дорогою, но куда! В Петербург ехал я подозреваемым, обедал и спал на постоялых дворах. Из Петербурга же меня влекли в оковах, четверо стражей были при мне непрестанно. Одна надежда тлела в моем сердце: быть может самое место заточения поможет исполнить мои чаянья! Известно, что тюремщик не столь бдителен, как дорожные сопровождающие. Судьба влекла меня все глубже в Сибирь, все дальше от тебя.

Дыханье стеснилось от душевной боли. Словно вживе ощутила Нелли неистовое отчаянье Филиппа, словно услышала рой полубезумных мыслей, метущихся в его мозгу.

— Нелли, Нелли! Я рядом, любовь моя, дыши покойно! — Филипп быстрым движеньем ослабил ей шнуровку платья. — Спокойно, любовь моя, нутко выдохни не спеша… А теперь потихонечку вдыхай, вот так вот, ну и умница!

— Откуда ты знаешь… Что я там… захворала?.. — через силу спросила она чуть спустя.

— Прасковья боялась сей болезни, еще когда родители твои умерли, — вздохнул муж. — Немало мы с нею говорили в те дни об этом. А уж сколь внимательно за тобою следили! Следили и радовались — плохих признаков не являлось. Теперь я узнаю то, чего мы опасались тогда. Бог милостив, Нелли, сия, как Параша сказала бы, Иродиада, может спать годами, ей нужны лишь тишина да покой. Уж слишком было б несправедливо, если б нам теперь не досталось немножко покойной жизни.

— Да уж беспокойств наших иному на дюжину жизней хватило бы. Но как же наконец сделался ты свободен?

— А помнишь ли ты, любовь моя, как устроили мы себе отдохновение в столице? — Ни с того ни с сего спросил Филипп, верно желаючи ее повеселить.

Нелли подавилась смехом. В те давни дни вышел и впрямь забавный казус. Было то в начале лета 1788 года. Женаты они были немногим менее года, и год сей, пожалуй, выдался самым безоблачным из всей череды. Однако ж он ощутимо завершался. Письма от господина де Роскофа и от мадам де Роскоф еще доходили. Письма матери Филиппа только радовали, ибо содержали множество вопросов об устройстве нового дома, убранстве покоев, дружестве с соседями. (О молодой невестке мадам де Роскоф вопросов уж давно не задавала, Нелли подозревала, что на них уж сто лет как отвечено…) Однако ж эпистолы отца Филиппа уже тревожили. «Вот же он пишет, что Государь Людовик собирает Генеральные Штаты! — пыталась успокоить мужа Нелли. — Единый земельный налог — дело благое, разве же народ не поддержит его? Авось и долг закроется». — «Ах, Нелли, Нелли, — Филипп вздыхал, вертя письмо в руках. — Отец не все пишет, но я словно бы вижу мысли его сквозь эту бумагу. Страна ослабла теперь. Сие благоприятное время для смутьянов. Нето им надобно, чтоб долг загасить побыстрей, а то, чтоб разжечь беспорядки».

Дабы отвлечься от сих тревог, быть может и напрасных, молодые супруги и порешили посетить северную столицу. Для только входящего в моду свадебного путешествия было, конечно, поздновато, но что поделать, коли в оное так и не собрались? Носясь по комнатам среди разверзтых дорожных сундуков, Нелли веселилась самым непутним для замужней дамы образом: то-то развлекутся они в Санкт-Петербурге!

И они развлеклись, нужды нет.

Стояли первые деньки июля, как ни обзывай «зеленой зимой», а время погожее. На сей раз Нелли не пришлось гнездиться в скромном домишке со сваями вместо фундамента. Молодая чета разместилась в превосходной гостинице на модном Невском прошпекте. Нумер, по правде сказать, оказался невелик: спальная да боскетная, да две гостинных — большая и маленькая, для коротких знакомцев. Да впридачу две комнатенки в одно окно на внутреннюю сторону: для Неллиной девушки и для Филиппова камердина, да чулан для багажа — вот и все.

Но уж какое веселое зрелище открывалось из распахнутых окон! По деревянным тротуарам плескалось внизу разливанное море нарядных шляпок и чепцов, словно ожил модный журналь. Мужчин было не меньше, чем дам, но они делались заметны во второй черед. Хоть нарочно бросай из окна яблоко, проверяя, есть ли ему где упасть! А уж какой громкий стоял над толпою гул голосов!