Торн Стюарт - Обитель спящих

Конан, на всякий случай вооружившись кинжалом, осторожно подкрался к ветхому пристанищу великого подвижника. Дракон бесшумно следовал за ним, дыша ему в ухо.

Еще с середины поляны они услышали горестные причитания. Кто-то в хижине бранил кого-то, понося провинившегося самыми обидными словами. Но голос принадлежал скорее мальчику, чем древнему старцу. Конан подошел ближе, замер у входа, а затем, быстрым пинком распахнув дверь, прыгнул внутрь.

Глазам его представилась странная картина.

В хижине, согнувшись над огромной книгой, сидел юноша-вендиец. Обычный юноша, смуглокожий и невысокий. Лица его не было видно, но поза выражала самое крайнее отчаянье: обхватив голову руками, он раскачивался всем телом взад-вперед, приговаривая:

— Ты неуч, ты бездарь, ты навозная лепешка на пшеничном поле! Ты не можешь даже превратить сливки в масло, куда тебе соблазнять юных девушек!

Помимо той книги, что лежала у него на коленях, повсюду на полу, столе и стульях громоздилось еще не меньше десятка книг такого же устрашающего размера, а в распахнутом зеве сундука, наполовину вросшего в землю, видны были сотни и сотни свитков самой разной степени древности.

— Ничтожество! Варвар! Недотепа!

— Вот тут я с тобой не согласен, парень, — заявил Конан, подходя поближе. — «Варвар» вовсе не то же самое, что «ничтожество» или «недотепа». Выбирай слова, когда вопишь о своей беспомощности.

Юноша вздрогнул от неожиданности, но быстро оправился.

— Вон, несчастный! — сказал он дрожащим голосом, поднимаясь и поспешно захлопывая книгу. — Поди вон, пока я не превратил тебя в мокрицу! Если я захочу…

— То вряд ли это у тебя получится, — закончил за него Конан. — Клянусь Кромом, парень, если ты хочешь, чтобы тебя считали великим магом, зачем вопишь на весь лес о том, что у тебя ничего не выходит?

— Ты все слышал… — с унынием сказал волшебник. Он вдруг поднял книгу над головой и швырнул на пол, так что вверх взметнулось облачко пыли. — Да! У меня ничего не выходит! Но это вовсе не значит, что я позволю первому встречному над собой потешаться!

Но тут он увидел мощные руки киммерийца и рукоять меча, торчащую из-за левого плеча, — и сразу забормотал извинения. Сам он был худ, тщедушен, безоружен и почти раздет, если не считать серой от грязи набедренной повязки. Конан хохотнул и присел на край стола — ни один из находившихся в хижине табуретов не выдержал бы его веса.

— Если я и потешаюсь, малыш, — сказал он примирительным тоном, — то не над тобой, а над теми олухами, что бегают по городу с обезьяньими хвостами и думают, что здесь сидит могущественнейший маг из всех, какие попирали когда-либо эту землю!

— Пусть бегают! — воинственно заявил вендиец. — Они у меня еще не так побегают!

— Чем же это насолил тебе целый город? — поинтересовался Аридо, просовывая в дверь свою голову. Хижина была так нала и низка, что нос дракона оказался прямо перед лицом горе-волшебника.

Увидев перед собою такое страшилище, да еще с дружеской улыбкой на морде, юноша из смуглого стал землисто-серым и как подкошенный повалился Конану в ноги:

— Магараджа! Владыка! Я не знал, что эти книги оставлены святым старцем тебе! Не губи меня! Я буду тебе рабом на всю жизнь!

— Люди! — презрительно фыркнул дракон и вылез из дверного проема, едва не своротив притолоку. — Во всей красе! Да это просто мелкий воришка!

— Встань, парень, — сказал Конан, хмурясь. — Не люблю, когда валяются в ногах. Теперь отвечай и говори мне всю правду, иначе мой демон разорвет тебя на куски: как ты здесь оказался и за что превратил в обезьян весь город?

Юноша, опасливо косясь на дверь, поднялся с колен. Голос его дрожал.

— Я… я пришел сюда. Давно, еще в начале зимы. Мне было нечего есть… Меня выгнал хозяин. Это жестокий и несправедливый человек, владыка! — Видя, что Конан пока не собирается произносить заклинаний или как-нибудь по-иному наказывать ослушника, он говорил все смелее и увереннее. — Меня зовут Джамла, владыка. Десять лет назад Рамдаса, мой хозяин, купил меня на невольничьем рынке. Он оставил меня при своей гончарной мастерской, там был нужен мальчишка для поручений, а я был с детства обучен этому ремеслу и приглянулся мастеру. Он выучил меня всему, что знал сам, и мы работали наравне. Хозяин пообещал мне свободу, если я сделаю такой кувшин, в котором в зной вода оставалась бы холодной, а в стужу — теплой. И я сделал такой кувшин. Он объявил, что отпускает меня, и я остался мастером при его мастерской. Я нажил состояние, обзавелся домом. И подумал: будет хорошо, если хозяин мастерской отдаст за младшего мастера свою младшую дочь — ведь старшая замужем за старшим. Я надел лучшие одежды и пришел к нему со сватами, а он…