Владимир Моисеев - Боконист

– Виктор Сергеевич, – немедленно раздался до боли знакомый голос Конева. – Можно ли вас оторвать от дела?

Правильно говорят, не поминайте всуе. Виктор рассчитывал, что ему удастся пару дней отсидеться за компьютером, не привлекая к себе лишнего внимания и не вступая в разговоры с этим человеком. Не вышло.

– Слушаю вас, Борис Георгиевич.

– Отмечаете ли вы, Виктор Сергеевич, сегодняшний праздник?

– Праздник? Сегодня праздник? – удивился Виктор.

– А как же! День пионерии!

– Хо-ооп! – вырвалось у Виктора. – Да, да, сегодня же 19 мая… Что-то такое припоминаю… Нет, знаете ли, не праздную.

– Разве вы не были пионером?

– Был, – окончательно погрустнев, пробормотал Виктор.

– А сын ваш празднует?

– Нет. И сын не празднует.

– Ну, ну, – проговорил Конев, отворачиваясь.

В его голосе привычно звучала нотка осуждения. Ничто на свете не могло поколебать уверенности Конева в том, что сотрудники его отдела априорно виноваты перед ним и, главное, перед Родиной. Казалось, само их существование, абсурдное и ненужное с начальственной точки зрения, наталкивало его на эту спорную мысль. Но сегодня он превзошел самого себя. День пионерии, надо же такое придумать! Почему Конева заботили столь далекие от тематики учреждения проблемы, Виктор не понимал. Он не удержался и хихикнул.

Его память не сохранила воспоминаний о пионерском детстве. Он не помнил ничего хорошего, впрочем, он не помнил и ничего плохого. Он ничего не помнил. В боконизме объединения подобные пионерии, называют гранфаллонами. С точки зрения Божьего промысла, гранфаллон – это ложный карасс, кажущееся единство какой-то группы людей, бессмысленное по самой сути.

Виктор стал судорожно придумывать свое прошлое. "Наверное, я каждое утро повязывал галстук, и еще раз… в месяц(?) посещал пионерские собрания". Но здесь в его исторических изысканиях был полный провал. Вспомнить, как функционировала пионерская организация, было выше его сил. А вот в пионерском лагере ему не понравилось, это он знал твердо.

Виктора совсем не заинтересовала непредсказуемость непосредственного начальника. На свете существовали тысячи более достойных тем для раздумий. Например, судьба таинственного континента Атлантиды. Вот уж загадка, так загадка! Почему, спрашивается, людей так привлекает эта история о бесследно пропавшей земле? Сотни достойных исследователей посвятили свои жизни изнуряющим и безнадежным поискам. Интересно, что они доподлинно знали – предыдущие экспедиции были неудачными. Но чувство обреченности у новых энтузиастов почему-то не возникало. Наоборот, провал предшественников только сильнее подталкивал их на решительные действия.

Наверное, есть в организме у людей что-то, заставляющее их приниматься за решение непосильных задач. Существуют не менее впечатляющие примеры – проблема вечного двигателя или решение Великой теоремы Ферма… Да мало ли экстремальных проблем можно перечислить. Несомненно, что реализация машины времени или нуль-транспортировки задачи из этого ряда.

А ведь иногда подобного рода предприятия заканчиваются несомненным успехом. Пример – Шлиман отыскал свою Трою. А еще ребята до полюсов планеты добрались и на Луну слетали…

Боконисту не надо лишний раз объяснять, что здесь все дело в вампитере. Так в Учении называют ось всякого карасса. Боконон указывал, что вампитером может служить что угодно – дерево, камень, животное, идея, книга, мелодия, святой Грааль. Но что бы ни служило этим вампитером, члены карасса вращаются вокруг него в величественном хаосе спирального облака… А что, неплохие вампитеры – поиски Атлантиды, изобретение вечного двигателя второго рода или реализация нуль-транспортировки! Если бы Виктор мог заниматься своей работой открыто, дело пошло бы веселее. Естественно, не в страховой компании.

Мечты, мечты, мечты… А что – мечтать не вредно, конституцией не запрещено, как любит повторять его приятель Фимка Гольдберг – доморощенный философ, который в последнее время полностью отдался сочинению афоризмов. Они вылетали из него, как из рога изобилия, но поскольку реального рынка сбыта для своей интеллектуальной продукции он найти не сумел, весь поток обрушивался на Виктора. Он, по крайней мере, был в состоянии оценить проделанную Фимкой работу.

– Виктор Сергеевич, вас к телефону.

Виктор схватил трубку, рассчитывая, что сейчас, наконец, услышит голос своего сына Пашки. Парню уже пора научиться пользоваться телефоном. Но это был Фимка Гольдберг, легок на помине.