— Ныряй сюда.
И она шагнула, прижимаясь, и полы куртки запахнулись за ее спиной, и горячие губы скользнули по виску. Она обхватила его вокруг талии под этой замечательной курткой, сказала виновато:
— Я, наверное, все-таки тебя не люблю.
Что ж ты несешь, дуреха, разве можно говорить такое, и при этом тереться щекой о его рубашку и гладить ему спину? И она подняла голову, чтобы уточнить и объясниться — но он немедленно воспользовался тактическим просчетом и не дал ей ни малейшего шанса. Стало категорически не до разговоров, очевидно было, что начало ее покаянной речи пропало зря. А продолжение невозможно: слова осыпались на мерзлое крыльцо и раскатились снежной крупой.
Пришла в себя в прихожей, в тепле, за закрытой дверью, неизвестно через сколько времени. Он просто впихнул ее в дом, чмокнул на прощание в кончик носа и ушел уже окончательно. Осталась пустота в голове и недоумение: что это было? И, кажется, я согласилась идти с ним на новогодний прием. О все йотуны Йотунхейма, я — с ним — и кстати, в чем я пойду?
— В синем платье, конечно, — отозвалась миссис Бьюкок. Выходит, опять говорю вслух.
Синее платье! То, эль-фасильское, ни разу за два года больше не надетое.
Нет, ни за что… я же купила его, чтобы быть красивой для Райнера. Как же я пойду в нем — с Дасти?
И тут она вспомнила, как в том самом платье танцевала на Эль-Фасиле именно с Дасти, а Райнера не было рядом… Второе взятие Изерлона. Он воевал, а я боялась за него. Если честно, я должна быть благодарна Дасти, что тот праздник оказался все-таки хоть немного праздником. А Райнер даже, кажется, меня в этом платье и не видел. Повода не было. Ходили в форме, и плевать нам было, что на нас надето, а уж когда закрывали за собой дверь каюты, — тем более… Изерлон. Дом, в который мне больше нет возврата. Счастье, которое теперь так больно вспоминать. Райнер!.. Я же не плакса, что ж я реву… Миссис Бьюкок, я такая дура!..
Хайнессен. Тени прошлого
И наутро все рыцари собрались на пир, и каждый занял свое место за Круглым Столом. Но некоторые места оставались пустыми, ибо несколько рыцарей за прошедший год пали в битвах.
Роджер Ланселин Грин
Говорим фразу "Веселушка-Мэри, выходи за меня замуж!" Итак: Merry Mary marry me. Повторяем до тех пор, пока не сможем воспроизвести фонетическое различие.
Упражнение для изучающих английский язык
Отель «Либава». Первый новогодний раут Баалатской автономии. Мадам президент… я помню, как мы сидели с ней в госпитальной палате. Юный премьер, хорош, как всегда, но повзрослел быстро и неотвратимо. Сколько ему? Двадцать? Здравствуй, лейтенант Минц. Я больше не летаю… и ты тоже. У тебя теперь другие горизонты… Карин фон Кройцер стоит рядом, серьезная, внимательная, красивая. Рада за тебя, лейтенант Минц. Пусть у тебя все сложится.
Лица, лица… знакомые, полузнакомые, незнакомые… Здороваются, некоторые помнят даже меня, и все без исключения знают Аттенборо. Шушукаются, пихают друг друга локтями… первые люди в государстве, но изерлонская вольница оставила на них свой неизгладимый след. Они больше, чем друзья, больше, чем единомышленники, они через такое прошли, чтобы оказаться здесь и сейчас… я знаю, я тоже была с ними, пусть случайно, пусть не до самого конца — но я тоже одна из них. Батюшки, и Олле тут! Какое касательство этот анархист имеет к государственному приему? Никакого, просто он тоже из тех, кто прошел весь путь, и раз ему взбрело в голову тут появиться, он имеет право. На миг темнеет в глазах — и кажется, все те, кого мы потеряли за эти годы, тоже здесь. Лица, лица… Ванья! И наш адмирал… и Райнер, Райнер! Райнер, это я, я здесь! Голова кружится, ноги подкашиваются. Дасти подхватывает ее, шепчет на ухо: "Эй, ты тут? Мэй, что с тобой?" Уже ничего, просто мне померещилось… пойдем отсюда куда-нибудь, ну пожалуйста.
Зимний сад отеля, широкие глянцевые листья тропических растений, тепло и влажно, пахнет землей и медом, журчит вода, из зала приглушенно доносится музыка. Сели рядом на мягкий кожаный диван. Дасти обхватил ее за плечи, притянул к себе. На мгновение напряглась, потом вздохнула — и подчинилась, опустила голову ему на плечо. Ничего не поделаешь, так — правильно, и сама это прекрасно понимаю, только что-то внутри сопротивляется по-прежнему. Не торопи меня, ты ведь обещал — не торопить. Я никак в себе не разберусь, ты же видишь.
Ты нравишься мне до дрожи в пальцах, но часть меня никогда не будет с тобой. Я отсюда, из этого круга — но в то же время уже нет. Там мои друзья, но между нами мили и парсеки.
Читать дальше