Анна Котова: Время Изерлона

Один. Крушение детства

В восьмидесятые годы пятого столетия (по имперскому календарю, конечно) проживало в переулке Веселой мельницы небогатое, но почтенное бюргерское семество Шлезингов — муттер, фаттер и две дочки… Ой, что это я, — старшая-то дочка была вовсе не Шлезинг, отчим так ее и не удочерил. Звали ее Мария Сюзанна Беккер, так что, как нетрудно догадаться, она носила девичью фамилию матери.

Потому что Мария Сюзанна была дочь греха, впоследствии довольно небрежно прикрытого законным браком.

Была она хорошенькая блондинка, похожая на маму, тоже хорошенькую блондинку, но дочка получилась несколько утонченнее матери. Шептались, что ее отец был знатнее фон Клопштоков и подцепил юную Эльзе Беккер прямо на улице, когда она несла заказчице собственноручно расшитую розами белую нижнюю юбку. Болтали, что дворянин сильно любил белошвейку, но о женитьбе, конечно, и речи не шло. Зато к свадьбе с Иоганном Шлезингом Эльзе получила шикарный подарок — настоящий большущий черный лимузин. Разумеется, молодые первым делом продали машину, не отвечавшую их скромному, но достойному статусу. Как раз хватило на галантерейную лавку.

Марии Сюзанне было уже четыре года, когда ее мама вышла замуж, и она кое-что помнила, хотя и смутно. Загородная вилла, пруд с лебедями, платьице с пышным розовым подолом, яркое утреннее солнце сквозь переплет высокого окна. Золотая чайная ложечка с эмалевой птичкой на верхушке витой ручки. Ложечку эту Мари унесла с собой, когда они с мамой уезжали с виллы. Герр Клоссе, дворецкий, разрешил: "Возьми на память, маленькая Мари, пусть у тебя останется хоть что-то". Она помнила, как спросила у Клоссе, не накажут ли его за ложечку, и как он ответил: "Не волнуйся, хозяин не будет против".

Вот интересно — герра Клоссе она запомнила прекрасно, а самого барона фон Риннерштадта, который приходился ей родным папашей, — нет. Следующее воспоминание — мама в белых оборках и герр Шлезинг в черном фраке. А потом уже не интересно, сказка кончилась, и началась жизнь.

Мария Сюзанна ходила в школу, где отчаянно скучала на уроках домоводства и оживала только в танцклассе. Помогала отчиму в лавке. Выводила сестренку гулять на бульвар кайзера Отто. Дружила с двумя девочками по соседству и враждовала с красивым мальчиком с Вейгенштрассе. Мальчика время от времени присылала его мать, портниха, в их лавку за пуговицами и нитками, и он вечно дразнился и показывал язык. Мари отвечала тем же.

Так бы оно и шло, да случилось несчастье.

Был очередной государственный праздник — день рождения кайзера. Папаша Шлезинг выпивал с друзьями после трудового дня в ближайшем кабаке. Выпив лишнего, он обычно становился громогласен. И надо же такому случиться — именно тогда, когда галантерейщик высказал крамольную мысль насчет "среди Гольденбаумов было много идиотов", в зале наступила, как это часто бывает, внезапная тишина, и фразу герра Шлезинга услышал каждый из присутствующих. Продолжение реплики — о том, что нынешний-то кайзер еще ничего, человек приличный — разобрали только приятели почтенного бюргера.