Тиа Атрейдес - Песнь третья, О Троне и Дороге в неивестность

Кто придумал эти чопорные танцы, где невозможно прикоснуться даже к пальчикам жестокой девы? Словно бронзовые человечки в башенных часах, сотни лет повторяющие одни движения, сотни лет так близко, и так далеко. Наверное, они тоже танцуют сарабанду и ласкают друг друга взглядами…

Хилл кружился, касаясь губами нагих плеч принцессы и лаская хрупкие лопатки. Отступал на шаг, согревая дыханием выступающую косточку бедра. Улыбался, скользя пальцами в рассыпанных угольных прядях. Кланялся… и чувствовал её руки, и груди, и губы, и волосы — всей кожей. И слышал бой башенных часов, или гром собственного сердца… ритм танца, ритм любви… сарабанда. Шаг назад, поклон. Шаг вперед, почти встречаются руки, четыре шага по кругу… бесконечный круг застывших поз. Два нагих тела — скользящие между кукольными человечками, сплетающиеся со струями горячего воздуха и пряными запахами осенних цветов, танцующие посреди зала сарабанду наслаждения…

Затих последний звук виол и гобоев, волны человеческих голосов подхватили и унесли обрывки золотого тумана. Прекрасная принцесса, блистающая алмазами и молниями, приняла его руку — все так же, не отводя шального и пьяного взгляда — и шепнула одними губами:

— Я люблю тебя.

Наверное, на этом бы и закончилось для них светское мероприятие — потому что в голове Хилла не осталось ни одной мысли, кроме как подхватить Шу на руки и унести отсюда. Куда угодно, только бы снова окунуться в грезы — наяву. Но помешал герцог Дарниш.

Несколько минут светских бесед ни о чем, и Хилл пришел в себя. Даже сумел порадоваться явлению разумного человека — вот был бы скандал, не вмешайся Урман! Её Высочество, покидающая бал на руках любовника… судя по несколько смущенным взглядам Шу, останавливать его она не собиралась.

От сознания того, что благоразумие покинуло не его одного, по телу снова поднималась жаркая волна. Но все, больше никаких безумств. Пока. До окончания бала.

Сдержать обещание Хиллу удалось, и следующие два часа он добросовестно играл роль светского льва — таинственного и загадочного до ужаса лорда Артхольма, шпиона и дипломата, чуть ли не принца драконов. Слава Светлой, Шу не удосужилась придумать никакой завиральной истории, как обещала, а просто напускала туману. Совместными усилиями туману получилось столько, что впору спрятать не только одного скромного мага, а орочью орду. И всего-то достаточно было позволить всем, кому не лень, строить догадки и выдвигать гипотезы одна неправдоподобнее другой. И ничего не отрицать, и ничего не подтверждать. Только улыбаться снисходительно и многозначительно с важным видом.

От представления Хилл получил несказанное удовольствие, и не он один. Возлюбленная увлеклась не на шутку любимым занятием — мороченьем пустых голов. Пара намеков на его принадлежность к магам завершила картину. Теперь и сочинять ничего не придется, сплетники сами все придумают, сами разнесут да сами же и поверят.

Но одним чудным развлечением дело не ограничилось. Наблюдать за ухаживаниями юного монарха было, пожалуй, ещё интереснее. Его Величество подошел к задаче вдумчиво и обстоятельно. Он окружил леди Таис столь плотной заботой и вниманием, что оставалось только удивляться: почему он раньше ничего подобного не делал? Заправский соблазнитель вышел из короля, Хилл бы, пожалуй, и сам лучше не смог, хоть практики у Кея явно было значительно меньше.

Начал Его Величество традиционно с цветов — и завалил ими леди с ног до головы. Продолжил стихами и комплиментами — и, насколько слышал Хилл, богатству его арсенала позавидовал бы и профессиональный соблазнитель богатых невест. Все танцы до единого король танцевал с леди Дарниш, смотрел на неё влюбленными глазами и не отпускал от себя ни на миг. Даже умудрился на пару минут уединиться с ней на террасе и сорвать поцелуй.

Леди таяла, сияла и уже должна была бы сдаться… но что-то ей мешало. Как будто Таис чувствовала себя виноватой, пыталась забыть что-то неприятное или стыдное.

Поведение леди Таис — и её странные чувства — беспокоили не только его. Шу периодически поглядывала в сторону брата, и Хилл ощущал её тревогу. Но вмешиваться принцесса не спешила, как и делиться впечатлениями.

Леди была пьяна. Сиянием свечей, музыкой, танцами. Комплиментами и светом карих глаз. Стихами и улыбками. Сладким запахом цветов и терпким — сильного мужчины рядом. Уже два часа она парила и трепетала восторгом и надеждами, рвалась смятением и сомнениями.