Тиа Атрейдес - Песнь третья, О Троне и Дороге в неивестность

В восьмом часу Морис окончательно уверился в том, что жизнь не удалась. Идиот повар умудрился приготовить к ужину несусветную гадость. А все потому, что, видите ли, лавочники не отпускают ему в долг! И что? Теперь из-за его дурости виконт вынужден питаться хуже последнего нищего? От увольнения нерадивого глупца спасло только то, что платить новому было нечем, как, впрочем, и этому — жалованья слуги виконта, что до сих пор не разбежались, последний раз получали месяца три назад, да и то половинное.

И, когда раздался звон дверного колокольчика, ничего хорошего от нежданного визитера Морис не ждал.

Через полминуты в кабинете объявился дворецкий, он же камердинер, он же единственный слуга. И дребезжащим от сознания исключительной собственной важности провозгласил:

— Ваша Светлость, к вам дама!

— Что за дама?

— Дама не изволила представиться, Ваша Светлость!

Морис не успел распорядиться, чтобы подозрительную незнакомку выгнали, как в дверь просунулась нахальная девичья физиономия. Сердце пропустило удар, пальцы вцепились в подлокотники… неужели удача?

— Проходите, милочка, проходите! Что привело вас в мой дом?

— Ваша Светлость, вам письмо.

Морис вскочил и вырвал из рук служанки надушенный квадратик. Он так торопился, что чуть не порвал тонкую бумагу.

О да! Наконец удача повернулась лицом! Вредная девчонка попалась!

Морис чуть не пустился в пляс. Леди Дарниш приглашает любезного виконта в гости, прямо сейчас. Леди соскучилась, леди надоело ломаться. Леди желает беседовать о поэзии на закате и о музыке при луне.

— Милочка, вот, передай леди, — Морис быстро нацарапал ответ: люблю, лечу, и прочая чушь, что так любят дамы.

Едва выпроводив камеристку Таис, виконт с невероятной скоростью принялся облачаться в предпоследний парадный камзол. Ради такого случая… даже если сегодня леди и не даст согласия на брак, достанет одной драгоценной записочки, чтобы пополнить золотой запас из королевской казны. Во т оно, доказательство успеха! Её Высочество останется довольна. И пусть только попробует не выделить ещё хоть сотни две! Подготовка к помолвке, это вам не кот начхал.

Всего через полчаса виконт в лучезарном настроении спешивался у ворот особняка Дарнишей.

Тепло. Удивительное, ласковое тепло… запах нагретой солнцем травы, и лесного ручья. Он словно купался в просвеченной утренними лучами воде, щекотной и теплой.

Дайм приоткрыл глаза, но волшебное ощущение не исчезло. Золотое марево обволакивало со всех сторон, смеялось и пело, переливалось и трепетало. Знакомая до последней мелочи комната превратилась в сказочную поляну фей.

Словно коконом, его оплетали руки, волосы. Два сонных тела прижимались, опьяняя трепетом дыхания и биением пульса. Пальцы сплетались поверх него, живое тепло возносило в Страну Звенящих Ручьев. Боясь спугнуть нечаянное чудо, он не шевелился и позволял медовым потокам пронизывать себя, смывать все волнения и опасения.

Он впитывал долгий миг блаженства и безмятежности — до того момента, как один из возлюбленных вздохнул и потянулся.

Дайм повернул голову и встретился с удивленно распахнутыми синими глазами.

— Доброе утро, — шепнул Тигренок и улыбнулся. Так доверчиво и радостно, что сердце зашлось и замерло дыхание.

Синие глаза приблизились, и легкое прикосновение губ обожгло, прошло волной истомы по всему телу. Бесстыдная рука пробежалась вверх и зарылась в волосы, сгусток пульсирующего жара ткнулся в бедро — юноша потерся о него всем телом, словно кот, требующий ласки. Искрящиеся золотом глаза завораживали и пробуждали жажду, обещали наслаждение и настаивали на подчинении.

Наваждение! Вчерашний Тигренок, сладко стонавший и покорно выгибавшийся, пробудился взрослым Тигром.

Сонная ласка снова превратилась в поединок, но теперь Дайм вовсе не был уверен, что удастся покорить его — или, скорее, что игривый звереныш позволит себя взять.

Сердце билось неровными толчками, дыхание сбивалось. Мягкие прикосновения оказались на удивление сильными и властными. Дайм уже боролся с синеглазым демоновым отродьем всерьез, не сдерживая магии и напрочь позабыв данное самому себе обещание щадить юношу. Явно опрометчивое и преждевременное — Лунный Стриж оказался не просто равным противником.

Стриж играл — как молодой зверь с другим таким же зверем, окутывая Дайма волнами чистой радости и наслаждения. Радости сильного юного тела, бурлящего желания, соперничества — и любви. Он требовал и дарил, заставляя Дайма испытывать что-то новое и странное…